Ведущий в погибель - читать онлайн книгу. Автор: Надежда Попова cтр.№ 124

– Господин фон Люфтенхаймер, – тихо, но решительно вмешался вдруг голос капеллана, – утратил свою супругу, когда дочь его была весьма мала. Ему много тяжелее было поступить подобно вам, господин барон: маленькой девочке требуется больше любви и внимания, нежели зрелому юноше и взрослой девице.

Фон Эбенхольц раздраженно поджал губы, и, не ответив, тяжело поднялся.

– Я вижу, – произнес он с неискренней улыбкой, – Эрих пытается одолеть Александера; пойду взгляну. А вдруг. Чудеса случаются. Прошу прощения, отец Штефан, но вынужден прервать разговор, не начав.

– Кажется, вы задели его чувства, – с укоризной заметил Курт, и капеллан сокрушенно кивнул:

– Правда горька. Быть может, не всегда стоит говорить ее…

– Невзирая на собственную должность – вынужден согласиться. Как я понимаю, вы каждого здесь давно и хорошо знаете?

– В некотором роде, – согласился тот. – Знаете ли, брат?..

– Игнациус.

– Знаете ли, брат Игнациус, когда служишь при одном месте столько времени, начинаешь вникать во все, что вершится вокруг, волей или неволей. Случается, что гости бывают в этом имении во дни богослужений, случается – и исповедуются… сомневаюсь, что полно и искренне, но уж хоть что-то… Больше я узнаю из сплетен – в молве, бывает, слышишь то, о чем наедине, в исповедальне, не говорят; странная суть человеческая. Наверняка и в вашей службе такое замечалось.

– Бывало всякое, – согласился Курт. – В ближайшей пивной случайному соседу за кружкой пива в деталях рассказывают то, что мне приходится вытягивать щипцами – порою и в дословном смысле. Не в одном и не в двух расследованиях мне доводилось получать основную, самую важную информацию не в разговорах с глазу на глаз, а вот так – слушая, что, кто и о ком говорит за глаза с соседом.

– А знаете, что говорят о вас, брат Игнациус? – поинтересовался капеллан, и Курт усмехнулся, кивнув:

– Воображаю. Кельнскую историю наверняка пересказали по десять раз, с каждым пересказом приукрашивая все более… Я привык и не возражаю ничему. Пусть говорят. Ко всему прочему – не вижу, чтобы хоть кто-то, кроме дам, был этим шокирован. Фон Лауфенберга, кажется, услышанное и вовсе развеселило.

– Ох, граф – невозможный в некоторых отношениях человек, брат Игнациус. Вот о́н – он ни разу не подходил к исповеди, оказываясь здесь в установленные к тому дни. «О моих грехах знает только мой духовник, и никто другой мне костей перемывать не будет», – вот что я от него слышу.

– Его можно понять, – пожал плечами Курт, и капеллан вздохнул:

– Понять можно, однако – вообразите себе: отказавшись таким образом от исповеди, по пути домой попадет он лошадиным копытом в кротовую яму, повалится и сломает себе, erue Domine [154] , шею. И отойдет в мир иной нераскаявшимся и грешным.

– Думаю, за неделю-другую он не сможет нагрешить настолько, чтобы остаться непрощенным.

– Граф? – скептически выговорил капеллан. – Ему будет довольно и пары дней… Я бы сказал, что и всем присутствующим полагалось бы брать пример с барона фон Вегерхофа. На словах – да, все верные католики, поминают Господа и Деву Марию – замечу, к месту и не к месту; но на деле… Барон фон Эбенхольц полагает, что молитвы ничего не значат, и Господь спасет тех, кого заранее определил к спасению, и земные блага также даются тем лишь, кому Им решено их дать.

– А с его слов я сделал вывод, что он полагает человека способным добиться всего.

– Порою его рассуждения колеблются от крайности к крайности… А господин наместник, к примеру, убежден, что Бог о нас забыл; он так и сказал. Он полагает, что, сотворив наш мир и почивши от трудов, Господь до сей поры и пребывает в отдохновении, не наблюдая за вершащимся среди людей. Потеря жены надломила его давно… А около месяца назад, брат Игнациус, умер отец Иоганн, капеллан в замке господина фон Люфтенхаймера. Отец Иоганн много рассказывал мне об их молодых годах; они ведь всегда были рядом, почти друзья, а не только духовник и духовный сын. Это окончательно ввергло господина наместника в уныние. Жена, друг и духовник, сын далеко… У него теперь только дочь, и он панически боится утратить и ее тоже. Отец Иоганн перед своей кончиной порекомендовал ему одного из своих друзей как хорошего священника, способного занять его место, и господин фон Люфтенхаймер даже отрядил своих людей за ним, но… Не думаю, что будет то же единство душ. Думаю, господин наместник ощущает себя очень одиноким.

– Да, я это заметил… А фон Хайне? Что скажете – он всегда так несдержан в вине?

– Я не хотел бы показаться сплетником… – неуверенно пробормотал капеллан, и Курт кивнул:

– Понимаю; ну, что вы. Какие сплетни. Простая и понятная забота о душах мирян; кому об этом печься, как не вам и не мне? Полагается по чину.

– Граф фон Хайне… – все еще неловко произнес тот. – По-всякому. Некоторая слабость к винопитию в нем наблюдается, когда сильнее, когда слабее… В его жизни все сложилось не так, как он хотел. Его исповеди… не знаю, могу ли я… Да и без исповедей, просто – любит подсесть ко мне и поговорить…

– Я видел вас вчера, – отметил Курт, и капеллан вздохнул:

– Да. Вчера – снова. Я уж привык… Он ведь, брат Игнациус, не говорит – он жалуется; жалуется на свою судьбу. Все не так, как ему бы хотелось. Жена небогата – кроме родословной, никаких обеспеченностей; собственное имение на грани краха, дочь, прямо скажем, не красотка, вся в мать, dimitte Domine [155] , а при отсутствии приданого – это возможный камень на шее до конца дней. Вот он и пьет… У всякого здесь свои маленькие слабости и большие прегрешения, если копнуть душу, и копать-то глубоко не придется.

– А у вас? – уточнил Курт, обратившись к капеллану, и тот, снова вздохнув, отозвался безо всякого смущения:

– А о моей слабости известно всем. Повара́ у госпожи фон Герстенмайер – чудо… Во времена редкого просветления я даже подумываю – а не возвратиться ли в монастырь? Хоть устав наш и не особенно строг, а все же не такие пищевые излишества, коим предаюсь здесь. Боюсь, в райских вратах, когда придет мое время, застряну чревом… а в иные чертоги путь широк. Там пройду с легкостью.

– Боже мой, – усмехнулся Курт, обводя взглядом зал, – хоть кого-то здесь не одолела depressio? Я сегодня услышал многое – от опасений политического переворота до ожидания Преисподней; хоть бы кто-нибудь сказал мне, что видит впереди постоянство и счастье.

– Это вам скажет барон фон Вегерхоф, – с убежденностью отозвался капеллан. – У него, я полагаю, все хорошо – ну, или будет хорошо. Он переживает несчастья с легкостью, в будущее смотрит с надеждой, превратностей судьбы не замечает. Поговорите с ним – и на душе станет спокойнее.

– Думаете?

– Мне помогает, – передернул плечами капеллан.