47 ронинов - читать онлайн книгу. Автор: Джоан Виндж cтр.№ 61

Последователи Оиси с самого начала должны были осознать, что их ждет самоубийство без чести. Это не просто соблюдение гири – последнего выражения верности своему господину. Подобное обязательство не стоит брать на себя тем, кто ощущает хоть какое-то противоречие между гири и ниндзё – между чувством долга и личным сопереживанием. От соратников Оиси требовалась исключительная преданность своему погибшему господину и личная вера в необходимость свершения высшей справедливости.

Возможно, ронины умрут, пытаясь отомстить за своего господина. Тот, кому удастся уцелеть, возложит на могилу князя голову Киры, высвобождая мятущийся дух Асано от уз бренного мира, и сам последует за ним, наложив на себя руки. А если заговорщики выживут, то их выследят и бесславно казнят, как мерзких убийц. Так или иначе, ронины нарушат законы бакуфу, и на их трупы станут плевать не только товарищи, но и слуги, и самые презренные бродяги, отщепенцы и изгои.

Однако если верные вассалы добьются отмщения, то всемогущим богам будет известно, что ронины с честью выполнили свой долг и исправили содеянное зло. Законы творятся людьми, а люди совершают ошибки. Отмщение вернет в мир порядок, нарушенный людскими неправедными деяниями; более того, отмщение свершится ради спасения души князя Асано. Потомки запомнят праведные намерения ронинов, и их имена не запятнают позором.

Оиси вздохнул и произнес:

– Клянусь вам, что не буду знать ни сна, ни отдыха до тех пор, пока справедливость не восторжествует, пока наш господин не найдет истинного упокоения. И буду взывать к небесам только ради того, чтобы испросить прощения богов за убийство Киры, презренного труса, место которому в аду.

Самураи ошеломленно молчали. В глазах у многих стояли слезы, лица преисполнились скорби, и это до глубины души взволновало Оиси. Чей-то выкрик нарушил тишину, затем еще один, и еще… Вскоре все ронины с криком вскидывали руки, бросая вызов року. В их взглядах светилось мужество – эти воины готовы были сражаться до последнего и достойно встретить смерть. Самураи знали, что их дерзкие притязания обречены на провал, но тот, кто не дерзает, вообще не живет.

В ожидании завтрака Кай сидел у костра, прикрыв глаза, и слушал речь Оиси. Неподалеку Тикара рассеянно помешивал рис в котелке над огнем, восторженно внимая словам отца.

Ликующие выкрики заставили полукровку открыть глаза. Случалось, самураи с гордостью утверждали, что Путь воина – это путь смерти. Те, кто утверждают это сейчас, никогда не сражались на поле боя и вряд ли готовы защищать что-либо ценой своей жизни.

Однако есть нечто такое, ради чего стоит отдать жизнь – вечные моральные ценности, достойный господин, истинная правда, – и в те времена, когда истинным призванием самурая была битва, Кай присоединился бы к воинам, неважно, где или кем он был рожден. Когда хаос царствует над порядком, умение сражаться за веру ценится больше, чем бессмысленные воспоминания о полузабытом детстве.

Полукровка внезапно понял, что ликующие ронины, благодарные Оиси за то, что он вернул смысл их существованию, и не подозревают, как близки они по духу к самому Каю.

Он со вздохом вытащил кинжал, собрал в кулак длинные волосы на макушке, примерился… и замер. Потом вложил кинжал в ножны и, как подобает истинному ронину, связал пряди небрежным узлом – его личное нарушение закона, установленного теми, с кем он скоро встретит смерть.

Тикара с улыбкой прислушался к одобрительным выкрикам ронинов. Стоя перед храмом милостивого Будды, осененные лучами своей прародительницы – Солнца, воины объявляли о поддержке Оиси, клялись восстановить справедливость, присягали на верность своему господину. Юный самурай посмотрел на Кая, который закончил укладывать волосы в традиционный узел. Во взгляде юноши читались понимание и одобрение.

Ронины обступили Оиси. Самурай велел Хорибэ развернуть карту, указывающую расположение усадьбы Киры. Воины недоуменно зашептались.

– Как вам удалось заполучить план усадьбы? – удивленно воскликнул Хадзама.

– Наш юный Хорибэ соблазнил дочь архитектора, – с усмешкой пояснил Оиси, кивнув в сторону престарелого самурая.

Тот скромно пожал плечами: воины годились ему в сыновья. Ронины разглядывали старика с таким восхищенным почтением, что Оиси невольно расхохотался. Засмеялись и остальные, недоверчиво качая головами и хлопая Хорибэ по спине. К самураям вернулось утраченное ощущение дружбы и теплых товарищеских отношений, да и сам Оиси скучал по открытому общению с соратниками, словно по ласковому теплу солнечных лучей.

Он склонился над картой, сожалея, что миг веселья оказался краток. Однако цель без плана – пустая мечта.

– К сожалению, в усадьбу можно попасть только двумя путями: через главные ворота и по скалам за западной стеной. Оба подхода хорошо охраняются. Лучше всего напасть на Киру, когда он покинет усадьбу, – объяснил Оиси и снова поглядел на Хорибэ.

Старый самурай указал точку на карте и заметил:

– За день до свадьбы Кира посетит святилище, чтобы воздать почести предкам. Пока неизвестно, каким путем он поедет и сколько охранников будут его сопровождать.

На прекрасном лице Исогаи явственно отразилась обида: Хорибэ снискал славу в глазах присутствующих, и юноша почувствовал себя обойденным.

– Исогаи, поедешь к святилищу, посмотришь, что там и как, – велел ему Оиси. – В местах паломничества всегда есть притоны и публичные дома. Их с удовольствием посещают чиновники, которых легко разговорить.

Ронины захохотали, и юноша залился краской стыда, но, ощутив беззлобность дружелюбной насмешки, застенчиво улыбнулся в ответ. Он уверенно кивнул Оиси и встал. Остальные снова склонились над картой, изучая гористую местность.

Кай прислонился к валуну у костра и потянулся, разминая суставы, занемевшие от долгой верховой езды. Привычно ныли раны, полученные на острове Дэдзима. Похоже, вряд ли он когда-нибудь полностью освободится от боли: от увечий, нанесенных телу и рассудку, нелегко избавиться, хотя и говорят, что время все исцеляет.

Тикара разложил рис по плошкам и задержал взгляд на запястьях полукровки, покрытых воспаленными шрамами от кандалов. Эти отметки – память о времени, проведенном на острове Дэдзима, – останутся с Каем до конца жизни, даже если ему удастся забыть о тяжелых оковах, сделавших бесполезными любые попытки побега.

В глазах Тикары отразилось болезненное сочувствие и заплясали вопросы, которые юноша боялся задать, зная, что его отец прошел через те же испытания.

Кай решил, что юному самураю ни к чему тяжкое бремя жестоких воспоминаний – Оиси и без того многого требовал от сына. Полукровка с неловкой улыбкой потянулся за миской риса. Тикара передал ему теплую плошку, облегченно улыбнулся в ответ и продолжил раздавать еду.

Кай встал, на ходу пальцами поддевая рис из миски и запихивая его в рот. Полукровка решительно направился к месту, где ронины столпились вокруг карты. Короткое расстояние казалось необычайно длинным.