— Не разворачивай, не трать впустую время! Все бросай в сумку! Посмотрим потом.
— Хорошо.
Вновь назойливо зазвучала работающая дрель. Зло выругавшись, Скалолаз вытащил из ящика провалившееся в глубину сверло. Степан посмотрел на часы — оставалось минут сорок, потом надо уходить. Поймал себя на том, что очень хочется курить. Что ж, придется немного потерпеть.
Константин, крепко стиснув зубы, продолжал вгрызаться в металл алмазным наконечником сверла. Уже была вскрыта почти сотня ящиков — всего-то третья часть из имеющихся в хранилище. Приятно было осознавать, что с каждым взломанным ящиком становишься богаче. А вот насколько, выяснится после того, когда придет очередь распаковывать сумки.
Степан посмотрел на часы. Стрелки приближались к половине пятого, уже начинался рассвет, через минут пятнадцать будет совсем светло. Следовало поторопиться.
— Константин, все, пора! — негромко произнес Шабанов. — Нужно уходить!
— Может, еще немного? — взмолился Скалолаз. — Столько еще осталось! Если уж сюда попали, так…
— Бросай все, скоро рассветет. Нам нужно по-быстрому выбираться.
— Понял, — вздохнув, ответил Скалолаз и отшвырнул в сторону дрель.
Подхватив закрытые сумки, Шабанов направился к лифту. Следом, тяжело пыхтя, топал Константин. Кнопка лифта полыхала в ночи красным оком, как если бы догадывалась о свершенном злодеянии. Помедлив, Степан надавил на красный зрачок. Ничто не омрачало установившуюся тишину: ни назойливая сигнализация, ни громкий окрик охраны. Перетащили в лифт сумки, оказавшиеся неожиданно тяжелыми.
— Нам на второй, — наказал Шабанов Константину, потянувшемуся к щитку с кнопками. — Не перепутай.
— Знаешь, что мне бы больше всего хотелось увидеть? — довольно улыбнулся Скалолаз.
— Чего же?
— Удивленные физиономии охранников, когда они войдут утром в хранилище, — счастливо улыбнулся Константин.
— Мне тоже.
Где-то внизу под металлическим полом деловито загудел электропривод, и лифт, слегка дернувшись, мягко заскользил по шахте. Дверь открылась прямо напротив высаженного окна, черневшего провалом из полыхающих веток, а прямо за ним поднималась светлая полоска народившегося дня. Самое время сматываться.
Перетащили сумки к окну. Шабанов пролез в проем и протянул руки:
— Давай по одной!
Константин, подняв сумку, передал ее в руки Шабанову. Поставив рядом, потянулся за второй.
— Давай еще одну. Только ради бога, не задень стекло. Оно едва держится!
Сумка оказалась тяжелее прежней. Что же в ней такого может быть? Вряд ли алмазы, слишком тяжела! А может, слитки золота? Возможно… Или какие-нибудь коллекционные монеты? Объемную сумку подтащил поближе к ограждению и всмотрелся в гущу разросшейся зелени: где-то метрах в пятидесяти, недалеко от ограды, заросшей акациями, стоял их старенький неброский «Опель». Напрягая зрение, Степан старался различить его в сплетении веток.
— Еще одна сумка, — напомнил о себе Константин.
Перехватив объемный груз, оказавшийся вопреки ожиданию не столь тяжелым, он поставил его рядом с остальными.
— Последняя осталась, — предупредил Скалолаз, — не знаю, что в ней находится, но очень тяжелая. Только не урони!
— Постараюсь, — пообещал Шабанов, протянув в проем руки. Едва задев рукавами стекло, почувствовал, как оно предупреждающе и злобно завибрировало, угрожая просыпаться. На мгновение он застыл, обращаясь в слух. Но нет, все было по-прежнему тихо: ни злобных окриков, ни оглушительных сирен, ударяющих по нервам. Слышалось лишь успокаивающее колыхание густой листвы.
Константин проворно перелез через проем.
— Все, иду вниз!
— Давай, я сейчас тебе передам, — ответил Степан.
Перешагнув перила балкона, Константин, ухватившись за страховку, проворно слез вниз.
— Давай спускай!
Шабанов быстро привязал веревку к сумке.
— Держи! — и он стал опускать ее вниз.
Отвязав сумку, Константин поторопил:
— Давай еще одну!
— Сейчас…
Приняв сумки, Скалолаз для безопасности оттащил их подальше в кусты. Степан, крепко ухватившись за веревку, стремительно спустился, почувствовав, как под перчатками слегка прижгло кожу.
— Теперь к машине, — подхватил Шабанов сумки. — Только ради бога, не зацепись за что-нибудь!
Знакомой дорогой, сжимая в руках по две наполненные сумки, избегая наступать на сухие ветки, зашагали через чернеющий сад к проему. Протолкнув сумки через ограду, Степан перелез.
— Давай ты, только поаккуратнее, — обернулся он к взволнованному Константину.
— Держи, — протолкнул тот объемную сумку, потом вторую, поменьше. После чего быстро перелез сам.
Сняли с себя полиэтиленовые накидки, маски и сунули их в сумку. Вот теперь можно дышать поровнее.
Машина стояла на прежнем месте, укрытая за кустами, словно за стеной. Уже не таясь, Степан с Константином устремились к ней. Дверцы легковушки распахнулись, и Шабанов увидел взволнованное лицо Назара.
— Почему так долго, командир? Вы должны были выйти еще с полчаса назад. Мы уже начали нервничать.
— Все в порядке, — устало улыбнулся Степан, загружая в открывшийся багажник сумки. — А ты за меня переживала, детка? — ткнулся он губами в щеку Варваре, подавшейся навстречу.
— И ты еще спрашиваешь? Даже не представляешь как!
— Как все прошло? — спросил Назар.
— Почти по плану. Расскажу все потом, я сам сяду за руль.
— Договорились, — отозвался Сумароков, освобождая водительское место.
Подошел Константин, запыхавшийся, заметно взволнованный. Перехватив у него сумки, Назар втиснул их между двумя другими.
— Отчего такие тяжелые? — спросил он, удивляясь.
— Таким тяжелым может быть только золото, — солидно отозвался Константин.
— Уж лучше бы алмазы… Ладно, разберемся, — ответил Сумароков, хлопнув крышкой багажника. — Золотишко на мелкие расходы пойдет.
Шутка была оценена — Константин довольно улыбнулся.
— Все, я еду! Встречаемся у меня.
Включив габариты, Шабанов медленно, стараясь не зацепить кузовом близлежащие кусты, выехал на дорогу. Только отъехав на значительное расстояние, включил ближний свет.
Назар с Константином зашагали к дому Степана. Главное не поддаваться накатившейся эйфории и не прыгать на радостях посредине безмолвной улицы: такое странное поведение непременно будет замечено, если не полицейскими, так случайными прохожими.
— Может, все-таки на попутке? — предложил Константин. — Народу ведь немного. Устал чертовски!