Характер у меня был тогда очень скверный и вспыльчивый, но к
тому времени, когда мы проехали Монтеро, я несколько успокоился и злость уже не
мешала мне любоваться видами за окном вагона, а в полдень я хорошо поел в
вагоне-ресторане, выпил бутылку «сент-эмильона» и решил, что, даже если я
свалял дурака, приняв приглашение участвовать в поездке, которую должен был
оплатить кто-то другой, а в результате трачу деньги, которые нужны нам на
путешествие в Испанию, это будет мне хорошим уроком. Я никогда раньше не
соглашался поехать куда-либо за чужой счет, а всегда платил за себя и на этот
раз тоже настоял, чтобы гостиницы и еду мы оплачивали пополам. Но теперь я даже
не знал, приедет ли Фипджеральд вообще. От злости я разжаловал его из Скотта в
Фицджеральда. Позднее я был очень доволен, что исчерпал всю злость вначале. Эта
поездка была не для человека, которого легко разозлить. В Лионе я узнал, что
Скотт выехал из Парижа в Лион, но не предупредил, где остановится. Я повторил
свой лионский адрес, и горничная сказала, что передаст ему, если он позвонит.
Мадам нездоровится, и она еще спит. Я позвонил во все большие отели и сообщил
свой адрес, но Скотта не разыскал и потел в кафе выпить аперитив и почитать
газеты. В кафе я познакомился с человеком, который зарабатывал на жизнь тем,
что глотал огонь, а также большим и указательным пальцами сгибал монеты, зажав
их в беззубых челюстях. Он показал мне свои десны-они были воспалены, но
казались крепкими, и он сказал, что это неплохое mйtier
[36]. Я пригласил его
выпить со мной, и он с удовольствием согласился. У него было тонкое смуглое
лицо, и оно светилось и сияло, когда он глотал огонь. Он сказал, что в Лионе
умение глотать огонь и демонстрировать чудеса силы с помощью пальцев и челюстей
не приносит большого дохода. Псев-доглотатели огня погубили его mйtier и будут
губить и впредь повсюду, где им будет разрешено выступать. Он глотал огонь весь
вечер, сказал он, и все же у него нет денег даже на глоток чего-нибудь
посущественнее. Я предложил ему выпить еще рюмку, чтобы смыть привкус бензина,
оставшийся от глотания огня, и сказал, что мы могли бы поужинать вместе, если
он знает хорошее и достаточно дешевое место. Он сказал, что знает отличное
место.
Мы очень недорого поели в алжирском ресторане, и мне
понравилась еда и алжирское вино. Пожиратель огня был симпатичным человеком, и
было интересно наблюдать, как он ест, потому что он жевал деснами не хуже, чем
большинство людей зубами. Он спросил, чем я зарабатываю на жизнь, и я ответил,
что пробую стать писателем. Он спросил, что я пишу, и я ответил, что рассказы.
Он сказал, что знает много историй, более ужасных и невероятных, чем все
написанное до сих пор. Он может рассказать их мне, чтобы я их записал, а потом,
если за них заплатят, я по-честному отдам ему его долю. А еще лучше поехать
вместе в Северную Африку, и он поможет мне добраться до страны Синего султана,
где я добуду такие истории, каких не слышал еще ни один человек.
Я спросил его, что это за истории, и он сказал: битвы,
казни, пытки, насилия, жуткие обычаи, невероятные обряды, оргии, — словом,
такое, что мне может пригодиться. Пора было возвращаться в отель и снова
попробовать найти Скотта, и я заплатил за ужин и сказал, что мы наверняка еще
как-нибудь встретимся. Он сказал, что думает добраться до Марселя, а я сказал,
что рано или поздно мы где-нибудь встретимся и что мне было очень приятно
поужинать с ним. Он принялся распрямлять согнутые монеты и складывать их
столбиком на столе, а я пошел в отель.
Лион по вечерам не очень веселый город. Это большой,
неторопливый денежный город, — возможно, прекрасный город, если у вас есть
деньги и вам нравятся такие города. Я уже давно слышал о замечательных цыплятах
в лионских ресторанах, но мы ели не цыплят, а баранину. Баранина была отличная.
Скотт не подавал признаков жизни, и я улегся в постель среди
непривычной гостиничной роскоши и принялся читать первый том «Записок охотника»
Тургенева, который взял в библиотеке Сильвии Бич. Впервые за три года я
оказался среди роскоши большого отеля, широко распахнул окна, и подложил
подушки под плечи и голову, и был счастлив, бродя с Тургеневым по России, пока
не уснул с книгой в руках. Когда утром я брился перед завтраком, позвонил
портье и сказал, что внизу меня ждет какой-то господин. — Пожалуйста, попросите
его подняться в номер, — сказал я и продолжал бриться, прислушиваясь к шуму
города, который уже давно неторопливо просыпался.
Скотт не поднялся ко мне в номер, и я спустился к нему в
холл. — Мне ужасно неприятно, что произошло такое недоразумение, — сказал он. —
Если бы я знал, в какой гостинице вы собираетесь остановиться, все было бы
просто.
— Ничего страшного, — сказал я; нам предстояла длительная
совместная поездка, и я предпочитал мирные отношения. — Каким поездом вы
приехали? — Вскоре после вашего. Это очень удобный поезд, и мы могли бы
прекрасно поехать на нем вместе.
— Вы завтракали?
— Нет еще. Я рыскал по городу, ища вас.
— Очень досадно, — сказал я. — Разве дома вам не сказали,
что я здесь?
— Нет. Зельда неважно себя чувствует, и мне, вероятно, не
следовало ехать. Пока все это путешествие складывается крайне неудачно. —
Давайте позавтракаем, отыщем машину и тронемся в путь, — сказал я.
— Отлично. Завтракать будем здесь?
— В кафе было бы быстрее.
— Но зато здесь, несомненно, хорошо кормят.
— Ну ладно.
Это был обильный завтрак на американский манер-с яичницей и
ветчиной, очень хороший. Пока мы заказывали его, ждали, ели и снова ждали,
чтобы расплатиться, прошел почти час. А когда официант принес счет, Скотт решил
заказать корзину с провизией на дорогу. Я пытался отговорить его, так как был
уверен, что в Маконе мы сможем купить бутылку макона, а для бутербродов
раздобудем что-нибудь в charcuterie[37].
Или же, если к тому времени все будет
закрыто, по пути сколько угодно ресторанов, где можно перекусить. Но он сказал,
что, по моим же словам, в Лионе прекрасно готовят цыплят и нам непременно надо
захватить с собой цыпленка. В конце концов отель снабдил нас на дорогу
провизией, которая обошлась в четыре-пять раз дороже, чем если бы мы купили ее сами.