Доброй ночи, любовь моя - читать онлайн книгу. Автор: Ингер Фриманссон cтр.№ 6

– Одинокой женщине тяжело отвечать за целый дом. Все на ней одной.

– Я тебе позвоню, если решу, – ответила она. – Если надумаю продавать.

* * *

У нее и мысли не возникало о продаже. И деньги ей были не нужны. После смерти отца осталось вполне достаточно. Она прекрасно могла на эти деньги прожить. Вообще-то ей на всю жизнь хватило бы.

И Флора никогда не придет и не потребует свою долю.

Самое трудное – это вытерпеть запах. Флора узнавала его с того самого лета, когда подрабатывала в женской психиатрической больнице. Запах мастики, немытых волос и воды из-под цветов.

Теперь этот запах сидел и в ней.

Правда, по сравнению с тем, что она себе представляла, по ночам было не так страшно, никто не пытался с ней общаться, и ей не надо было участвовать ни в каких групповых занятиях.

* * *

Мысли я сохраню для себя, до моих мыслей вы никогда не доберетесь. Там, внутри, – я, Флора Дальвик, да, у меня есть полное имя, я – личность, а человека по имени Флора Дальвик я защищаю своим телом, каким бы хрупким и истощенным оно ни казалось. В нем все же есть и мозг, и мысли, как у каждого живого человека.

* * *

Эти молодые женщины, а они все молодые по сравнению с Флорой, так торопливы в движениях, словно своей суетливостью они хотят подстегнуть рабочий день, чтобы он побыстрее прошел. И они смогут кинуться к своим шкафчикам в раздевалке, стянуть форменный халат и белые брюки и окунуться в личную жизнь. Пойти домой.

Конечно, в отделении и по ночам кто-нибудь дежурит, но они редко мешали, лишь появлялись тенями да переворачивали ее. Она знала, когда откроется дверь, и была готова.

Они начали приходить чаще после того, как какая-то девчонка из дома престарелых в городке Сольна подняла шум, что со стариками плохо обращаются. Телеканал ABC крупным планом дал пролежни и почерневшие пальцы ног, а девушка получила какую-то награду за смелость. Много говорилось об ее гражданском мужестве.

Что до Флоры, то событие это привело к тому, что белые брюки ворочали ее теперь каждый день, даже по выходным – особенно по выходным, поскольку на них приходился основной наплыв посетителей, так вот, Флору поднимали точно мачту, затем усаживали в инвалидное кресло, пристегивали ремнями. Они причесывали ее жидкие волосы, заплетали их в две косицы. Она никогда не заплетала волосы в косу. Это ведь не ее стиль.

А какой у нее был стиль?

Она все больше об этом забывала.

Ей было тридцать три года, когда она переехала в дом Свена Дальвика и его почти пятилетней дочери. Они со Свеном были коллегами. А точнее, она работала секретаршей у директора Дальвика, выполняла разные его поручения.

Секретарша начальника. Существует ли сегодня такая профессия? Она ею гордилась, сначала училась в гимназии в секретарском классе, а потом на специальных курсах. Ни у кого из ее знакомых не было более честолюбивых планов. Ровесницы ее повыскакивали замуж почти сразу после школы, нарожали детей.

А она? Почему ей не встретился симпатичный молодой человек, за которого она могла бы выйти замуж? Ответа на это у нее толком не было. Шли годы, а «избранник» все не появлялся. Конечно, предложения разного толка поступали, причем довольно много, особенно в тот период, когда она часто ходила на разные танцульки в городе, или в своем районе. Туда стекались парни со всего Стокгольма, а она в деталях изучила географию окрестных и укромных уголков, куда запросто могла бы заманить кого-нибудь, будь у нее такое желание. Как у ее подруг.

Но Флора находила это вульгарным. К тому же она волновалась, как бы городские парни не начали переглядываться у нее за спиной. Не приняли бы ее за обычную деревенскую девку.

Она ведь была не такая. Она была другая.

* * *

Она лежала на спине и смотрела в потолок. Женщина на соседней кровати умирала. Белые брюки поставили между кроватями ширму, но звук смерти ширмой не закроешь. Они думали, что Флора не понимает.

Флора слушала затрудненное дыхание женщины, интервалы между вдохами все увеличивались. Умирающая была совсем старухой, ее и доставили сюда уже в плохом состоянии, недели две назад. Настал ее час покинуть земную жизнь, как-никак – изрядно за девяносто.

Сын женщины бродил по палате, не в состоянии усидеть на месте. И ведь тоже старик. Войдя в палату, он кивнул Флоре, хотя и не знал, заметила ли она его. Ей удалось кивнуть в ответ.

Он забормотал что-то, обращаясь к белым брюкам, об отдельной палате, а они объяснили, что сожалеют, но палату предоставить не могут. Не хватает мест, учреждение переполнено. Потом голоса стали тише, и Флора догадалась, что речь идет о ней.

Похоже, что у сына что-то болело, Флора слышала, как он постанывает за ширмой. При каждом его стоне дыхание матери учащалось, дрожало, словно она хотела вернуться в то время, когда могла утешить сына.

* * *

Белые брюки рано уложили ее в тот вечер. Чтобы ее не беспокоить, ведь они будут бегать туда-сюда, присматривать за соседкой. Станут говорить шепотом, будто шепотом она их не услышит. Станут светить фонариками, открывая дверь, и запах кофе будет просачиваться из коридора.

Вряд ли это будет хорошая ночь.

Она думала про Свена, про то, как это несправедливо. Он умер так внезапно. Она тоже хотела бы умереть так безболезненно, так легко, просто все оставить и сойти с поезда. А вместо этого она лежит свертком, униженная и беспомощная.

* * *

У них со Свеном с самого начала возникла симпатия. Он стал обращаться к ней неофициально, что было необычно для того времени, но, без сомнения, облегчило их сотрудничество.

Очень скоро она заметила, что он довольно неловкий, однако изо всех сил старалась, чтобы он не догадался об этом. Руководитель предприятия из Свена был неважный, и Флора спустя некоторое время поняла, что семейный бизнес он взвалил на себя без особого энтузиазма. Лишь потому, что от него этого ждали, для этого его и вырастили. Его отец, Георг Дальвик, основал дело, это он придумал и запустил в продажу пастилки от кашля «Санди», сейчас известные почти во всем мире, – «как песочком потрет, и боль в горле пройдет».

Вообще-то не о таком мужчине, как Свен, она мечтала в юности, но он был милый. Он ей верил, именно к ней он обращался, когда у него что-то не ладилось. Он даже спрашивал у нее совета, покупая подарки своей жене-француженке. И у Флоры возникло ощущение, будто она знакома не только с ним, но и с его семьей, хотя никогда не встречала ни жену, ни их маленькую дочь. В кабинете у него стояла фотография темноволосой женщины с пухлым, улыбающимся ребенком на коленях. Малышка обхватила женщину за шею.

Иногда, когда он уезжал за границу, она заходила в кабинет и смотрела на фотографию. Снимок был сделан во дворе, в Хэссельбю, где они не так давно купили дом. На снимке виден был угол дома, Флора точно знала, где он стоит.