Создавая медальон и оживляя зеркало магической кровью горгоны, он даже не подозревал, что заплатит за это тяжкую цену. В ту пору он был молод и мало знал о жизни. Его манило бессмертие. И ему не приходило в голову, что вечность таит столько скуки и одиночества. Он не понимал, что будет чувствовать, шагая среди смертных людей, создавая связи и обретая новых друзей, а затем наблюдая, как они — дорогие и любимые — стареют и умирают на его глазах. Стоит ли задерживаться на белом свете, чтобы видеть это? Стоит ли так жить? Он помнил сотни случаев, когда вдруг замечал в отношении близких людей сначала удивление, потом страх. Они осознавали, что время превращало их в развалины и по какой-то причине щадило Сант-Анджело. И тогда ему приходилось обрывать знакомства, менять города и страны, привыкая к новому окружению. Отягощенный тайной, в которую никто, кроме Асканио, не верил, он стал чужим среди людей — одиноким странником, блуждавшим по просторам бесконечного времени.
Стюардесса подошла к нему и спросила, не хочет ли он что-нибудь съесть или выпить. Маркиз, как обычно, заказал горячий шоколад. Буря сотрясала самолет, как маленькую игрушку. Пилот отчаянно маневрировал. Сант-Анджело, потягивая густой напиток, задумчиво откинул голову на спинку кресла. В его зрачках отражались красные огоньки, мигавшие на крыле. Снежная крупа полировала толстое стекло иллюминатора.
Как много он потерял в своей жизни! Прекрасную любовь и мастерство, которым прежде обладали его руки. Он был великим скульптором и ювелиром. Когда-то никто не мог сравниться с ним в великолепии работ. Они считались чудом своих дней. Некоторые из них — пусть и немногие — пережили века. И все это ушло в обмен на бессмертие. Неимоверная цена, которую он не мог понять и принять. Неужели в этом и скрыта магия? За вечную жизнь он отдал талант.
С таким же успехом его могли похоронить в базилике вместе с нищим, который занимал сейчас могилу Бенвенуто Челлини. Он надеялся, что вечно будет создавать чудесные работы, оттачивая свое мастерство и возводя искусство до высочайшего идеала. А вышло по-другому. И Сант-Анджело знал, что прошлого уже не вернуть. Лишь провидению было известно об отведенном ему времени, и когда он превысил этот срок, его дни превратилась в испытание терпения. Он стал ходячей тенью своего былого «я», лишившись всех умений и талантов, которые делали жизнь такой сладкой и желанной — достойной приза за первое место. Челлини, самый одаренный человек своих дней, перехитрил сам себя.
Сильный порыв ветра еще раз встряхнул самолет. Шоколад выплеснулся на блюдце. Стюардесса тут же принесла ему новую чашку и чистую льняную салфетку.
Какая нелепость! Будучи мастером, создававшим прекрасные и совершенные предметы, он попал в ловушку собственного изобретения. Обладая талантами, перед которыми склоняли головы да Винчи и Микеланджело, он сотворил для себя судьбу без цели, формы и окончания.
Глава 44
— Где Дэвид? — прошептала Сара, когда ее муж сел около кровати. — Мне нужно увидеть его. Где он?
Гэри и сам задавался этим вопросом. Но что он мог сказать? Он ждал его звонка до последней секунды. Гэри ждал какое-нибудь сообщение, что Дэвид приземлился в Чикаго. И все впустую. Никакой информации.
— Он скоро приедет, — в сотый раз повторил Гэри. — Я уверен. Теперь уже скоро.
Пять минут назад он набрал последний номер, с которого звонил Дэвид, и услышал голос, сообщивший на французском языке, что доктор Янтцен недоступен. По крайней мере, он так понял эти слова. Гэри подошел к окну и взглянул на сад камней, белые березы и замерзший пруд. Напротив светились окна соседнего корпуса, где в маленьких опрятных комнатах лежали другие умиравшие пациенты. Небо затянули черные тучи. Казалось, что огни вечернего города поблекли в страхе перед надвигавшейся бурей. Неужели рейс Дэвида задержали из-за непогоды, с ужасом подумал он.
Сара открыла глаза и, повернув к нему голову, хрипло застонала. Возможно, она просила позвать медсестру, чтобы та дала ей лекарства от боли?
— Тебе что-то нужно? — спросил Гэри.
— Во рту пересохло, — прошептала она.
Он вытащил из пластиковой коробки небольшой кусочек льда и положил его на язык Сары. У нее не осталось сил, чтобы сосать его. Язвы во рту, возникшие после химиотерапии, никак не заживали. Когда лед растаял, Гэри взял тюбик вазелина и аккуратно смазал ей пересохшие губы. На ее лице вновь появилось отсутствующее выражение.
— Может быть, приготовить мясной пирог? — спросила она, входя в бредовое состояние, вызванное медикаментами.
— Да, было бы неплохо.
— Дэвиду всегда он нравился.
— Мне тоже.
— И шоколадный торт на десерт, — добавила она. — Чтобы порадовать Эмму.
За Эммой теперь присматривала бабушка. Они приезжали несколько часов назад. Во время разговора Сару скрутило в приступе боли и тошноты. Зрелище оказалось таким ужасным, что Гэри отвел дочь к машине. Он обнимал ее, пока она не перестала плакать. Больше всего его пугало, что эта встреча с матерью могла стать последней для Эммы. Он не верил, что у них будет другая возможность повидаться друг с другом. Гэри попросил свою мать уложить ее в постель пораньше и как-нибудь уговорить заснуть. Сам он уже забыл, когда спал больше трех часов кряду.
На лице Сары появилась слабая улыбка, скорее всего означавшая, что она представляла себя на кухне. Наверное, готовила пирог. Вот и хорошо, подумал Гэри. Когда к ней возвращалась ясность ума, она становилась раздражительной, все время расспрашивала о Дэвиде или тревожилась о душевных травмах Эммы. От морфия она уплывала на облака, но зато не создавала проблем.
Гэри снова сел на стул, зевнул и потер лицо ладонями. Какие бы горестные мысли ни ассоциировались с хосписом, здесь, по крайней мере, не пахло дезинфекцией, как в больнице. Каждый пациент имел отдельную палату. Нейтральные тона, рассеянное освещение, мягкая успокаивающая музыка. Тут даже не разрешали пользоваться мобильными телефонами. Если людям нужно было позвонить, они шли в главный холл. Пруд и березы во внутреннем дворе создавали уютную и мирную атмосферу.
В сад камней прилетела стая воробьев. Птицы прыгали среди островков снега и льда, выискивая что-нибудь съедобное. Гэри посмотрел на тарелку с едой, к которой Сара даже не притронулась. Он взял с подноса кусок засохшего тоста и вышел из комнаты. Дверь в конце коридора вела прямо в сад. Он поспешил наружу. Холодный и бодрящий воздух заставил его содрогнуться. В голове немного прояснилось. Гэри спустился по ступеням и сделал несколько шагов по извилистой аллее, которая огибала фонтан. Птицы встревоженно вспорхнули на ветви берез. Он раскрошил хлеб и бросил мелкие кусочки на землю.
— Вот, берите.
Едва он отошел на пару шагов, пичуги веером спустились вниз. Гэри посмотрел на серое небо, темневшее с каждой минутой. Высоко над головой мигали красные огни самолета. Лайнер направлялся в аэропорт О’Хара. Гэри молил бога, чтобы Дэвид оказался на его борту.
Глава 45
О’Хара напоминал растревоженный улей. Дюжины самолетов кружили над аэропортом, пролетая над городскими районами и озером Мичиган. Диспетчеры отчаянно пытались посадить лайнеры, но ветер и снег усиливались, превращая посадочные полосы в белое немаркированное поле.