Разговорчивый покойник. Мистерия в духе Эдгара А. По - читать онлайн книгу. Автор: Гарольд Шехтер cтр.№ 12

И где недостающие органы молодой женщины – вырванные легкие и вырезанное сердце?

Несмотря на ранний час – еще не пробило полдень, – театр был на удивление полон. Несколько минут мы просто стояли у входа, обозревая зал. Наконец я остановил взгляд на двух свободных местах в центре, недалеко от сцены. Я провел Сестричку по проходу, после чего мы двинулись вдоль ряда и уселись в необычайно комфортабельные плюшевые кресла.

Перед нами сидели четыре молодые девушки. Они расположились по росту слева направо, так что самая маленькая сидела прямо перед Сестричкой, что было чрезвычайно удобно, поскольку ничто не закрывало от жены сцену. Сначала я почти не обратил внимания на этих детей, мысли мои были заняты страшным изображением нечеловеческой жестокости, которую я только что созерцал. Однако мало-помалу, в ожидании начала представления, я стал прислушиваться к взволнованной болтовне четырех девиц, которые, судя по шутливой фамильярности, с какой они обращались друг к другу, были сестрами.

– Разве не замечательно, что дядюшка Сэмюель заплатил за нас? – заявила самая высокая и, как я понял, самая старшая из четверых.

– Да, Анна, – откликнулась младшенькая, сидевшая перед Сестричкой, – он такой щедрый, просто выше всяких бахвал!

Услышав это своеобычное замечание, вторая по росту из девочек фыркнула.

– О Господи, Мэй, – сказала она, – если хочешь сказать «выше всяких похвал», так и говори, а бахвальство здесь ни при чем.

– Хммм, – надулась маленькая девочка, которую, по всей видимости, звали Мэй. – И без тебя знаю, что говорю, нечего язвить. По-моему, чем больше слов знаешь, тем лучше, надо пополнять свой словарный запас. Во всяком случае, я не говорю на жаргоне, как ты, Луи, вроде уличных мальчишек.

– А вот именно поэтому, – парировала девочка с редким уменьшительным именем Луи.

– Терпеть не могу грубых, невоспитанных девчонок! – хмыкнула Мэй.

– А я не выношу жеманных козявок, – возразила Луи.

– Да хватит вам ругаться, дети, – упрекнула их старшая из сестер, Анна. – Мы говорили о дядюшке Сэмюеле, помните?

Вплоть до этого момента сестра, сидевшая между двумя пикировавшимися родственницами, не произнесла ни слова. Теперь очень тихо, едва ли не смущенно она сказала:

– Да, мне и вправду кажется, что он самый славный старик в мире. Хотелось бы, чтобы мы как-нибудь отблагодарили его.

– Ах, Лиззи, – сказала Анна, – вечно ты за всех все решишь, это так на тебя похоже!

– Послушайте, что мы сделаем! – воскликнула Луи. – Пусть каждая до отъезда сделает ему подарок.

– Прекрасная мысль, – сказала Мэй. – Я уже знаю, что я подарю. Нарисую ему тех двух жирафов из вестибюля.

– А я подарю ему симпатичные тапочки, – сказала Лиззи. – Как думаете, ему понравится?

– Конечно, дорогая, – сказала Анна. – Абсолютно уверена. Жаль, что у меня нет таких талантов, как у вас.

– Чушь собачья, – сказала Луи. – Ты шьешь лучше всех нас вместе взятых. Послушай. Я напишу несколько волшебных сказок, а ты сошьешь для них миленький переплет.

– Договорились! – воскликнула Мэй, возбужденно хлопая в ладоши. – Как тебе кажется, Эльзи, дядюшка будет доволен?

Вопрос был адресован молодой женщине, сидевшей справа от говорящей. Из своего наблюдательного пункта я мог ясно разглядеть ее профиль. Она была значительно старше остальных, лет двадцати пяти, и ее густые, жесткие черные волосы составляли резкий контраст с намного более светлыми косами ее подружек. Основываясь на этом, я сделал вывод, что она не член семьи, что и подтвердилось, когда она ответила:

– Я в восторге. Обязательно присоединюсь к вам, девчонки, и тоже сделаю ему подарок. Он был ужасно добр, что позволил мне повеселиться с вами. Никогда не работала на такого любезного джентльмена, как ваш дядюшка.

– Одним словом, молодчага, – веско заметила Луи. В этот момент газовые лампы притушили, публика притихла, и представление началось.

Подобно представлениям Барнума, многие из которых я посетил за последние несколько лет, шоу Кимболла состояло из того, что принято называть «смесью», или pot-pourri, разных жанров. Программу открыла известная певица, мисс Мэрион Манолта, прочувствованно исполнившая популярную балладу «Моя любовь на дне морском» – одно из тех неприкрыто сентиментальных лирических произведений, которые, к моему величайшему сожалению, всегда вызывают у меня отчетливое ощущение globus hystericus, или, как это принято называть в просторечии, «комок в горле».

Мисс Манолту сменил знаменитый комик Наполеон Пибоди, представивший прославленную пародию на рассуждения южного «баклажанчика» на следующую философскую тему: «Ежели у шеловека ешть жабор, а у его шошеда тоже жабор, но ж другой штороны…» Нет нужды говорить, что этот бесценный образчик подражательного искусства скоро «жаштавил» публику самозабвенно хохотать до слез.

Вслед за ним появилась прославленная постановщица «живых картин» для юношества, Мари «Малышка» Геннон, известная короткими сценками, в которых представляла роли всех dramatis personae [4] . Исполнение кульминационной сцены из «Гамлета», где она воплотила не менее шести различных персонажей, включая самого принца Датского и Лаэрта, вызвало в зале дружный взрыв бурных аплодисментов, хотя никто не выражал свой восторг так пылко, как четверо сидевших перед нами сестер, которые подпрыгивали с таким воодушевлением, что весь ряд буквально ходил ходуном.

Пока представление длилось, я время от времени поглядывал на жену, испытывая несказанное удовольствие при виде блаженства, написанного на ее обворожительном лице, – она вся трепетала, слушая виртуозные пассажи аккордеониста Джеффри Джейкобса, дивилась ловкости восточного жонглера Йен Зу или тяжело дышала, глядя на головокружительные вращения мисс Софии Уиллард, состоявшей в общине «шекеров» в Кентербери, Нью-Гемпшир, которая совершила несколько сот оборотов со скоростью смерча, не выказав при этом ни малейших признаков головокружения.

Однако самый бурный восторг вызвал у Сестрички хорошо известный иллюзионист профессор Роско Пауэлл, ошеломивший зал своим знаменитым номером «Невероятное восстание из гроба». Профессор Пауэлл начал с того, что пригласил на сцену добровольца из публики. Затем попросил этого добровольного участника шоу, крепкого молодого человека, явно выбранного за свою недюжинную силу, связать себе руки и ноги двумя прочными веревками. Спутанный таким образом по рукам и ногам фокусник улегся в черный гроб, стоявший на длинном столе посреди сцены. Лежа в гробу, профессор попросил добровольца накрыть его крышкой и заколотить ее по всему периметру дюжиной десятипенсовых гвоздей. Затем вокруг гроба задернули занавес, полностью скрывший его из виду. Не более чем через тридцать секунд – к величайшему изумлению публики, встретившей его недоверчивыми восклицаниями, – фокусник вышел из-за занавеса, необъяснимым образом освободившись как от своих пут, так и из плотно заколоченного гроба.