За Эй-стрит стало полегче. Бродвей здесь расширялся, образуя подобие площади на пересечении с каналом Форт-Пойнт. Уже виднелся Бродвейский мост, и сердце у Томаса радостно забилось, когда он различил впереди войска и грузовики. Он во второй раз за этот вечер улыбнулся, но в то же мгновение чья-то пуля попала сержанту Эйгену в живот, и тот упал. Томас и лейтенант Стоун добрались до него первыми. Еще одна пуля угодила в водосточную трубу совсем рядом с ними, и их люди стали отвечать на выстрелы. Дюжина винтовок грянула одновременно, когда Томас с лейтенантом подхватили Эйгена и потащили к тротуару.
А потом он увидел Джо. Мальчик бежал к мосту по северной стороне улицы. Томас узнал и человека, от которого удирал его сын: сутенер и зазывала по имени Рори Друн. Извращенец и насильник Рори Друн преследует его сына. Они донесли Эйгена до тротуара, опустили, прислонив спиной к стене, и Эйген спросил:
— Я помру, капитан?
— Нет, но тебе будет порядком больно, дружок.
Томас обшаривал взглядом толпу, высматривая Джо. Не нашел, зато вдруг увидел Коннора — тот не разбирая дороги несся к мосту, и Томас ощутил неожиданный, удививший его самого прилив гордости за среднего сына.
— Не упусти его, — шепнул Томас.
— Что, сэр? — спросил Стоун.
— Остаешься с сержантом Эйгеном, — распорядился Томас. — Попробуешь унять кровотечение.
— Есть, капитан.
— Я вернусь.
Коннор не мог определить, откуда летят пули: они рикошетили от столбов, кирпичей, от вывесок и дорожных знаков. Он подумал: не так ли себя чувствуют люди на войне, во время боя? Ощущение полного хаоса, ощущение, что твоя собственная смерть то и дело проносится мимо тебя, а потом, отрикошетив, идет на второй заход. Люди метались, натыкались друг на друга, ломали лодыжки, раздавали тумаки, царапались, завывали от страха. Два человека перед ним упали, не то настигнутые пулей или камнем, не то подшибив друг друга. Коннор перепрыгнул через них и увидел Джо у самого моста, в лапах у какого-то мерзкого коротышки. Коннор поднажал, увернулся от мужчины, безадресно размахивавшего трубой, обежал женщину, стоявшую на карачках, и, когда державший Джо тип начал оборачиваться, с разбега врезал тому кулаком в лицо. Самого его швырнуло вперед, так что они вместе с коротышкой повалились на мостовую. Коннор приподнялся, схватил негодяя за горло и снова занес кулак, но увидел, что тот уже отключился: под головой у него растекалась лужица крови. Коннор поискал глазами Джо и увидел, что парень лежит, сжавшись в комок: видно, Коннор с размаху задел и его. Он подошел к младшему брату, перевернул его на спину, и Джо расширенными глазами посмотрел на него снизу вверх.
— Ты как, нормально?
— Ага.
— Давай-ка. — Коннор присел и, когда Джо обхватил его руками за плечи, поднял его.
Повернувшись, он увидел, как с моста сходят части Гвардии штата. Они шли цепью, с винтовками на изготовку. В них целились из толпы. Полицейские-добровольцы, один с подбитым глазом и сломанным носом, тоже вскинули винтовки. Каждый держал кого-то на мушке, словно уже не осталось враждующих сторон, одни лишь мишени.
— Закрой глаза, Джо. Закрой глаза.
Коннор прижал голову Джо к своему плечу. Казалось, все ружья грянули разом. Воздух заволокло белым дымом, вылетевшим из множества дул. Внезапный пронзительный вскрик. Боец из Гвардии штата схватился за шею. Чья-то окровавленная рука взметнулась в воздух. Коннор, держа брата на руках, побежал к перевернутой машине, и тут снова загрохотали выстрелы. Пули отскакивали от обшивки машины со звяканьем тяжелых монет, падающих в металлическую бутыль, и Коннор покрепче притиснул лицо Джо к своему плечу. Справа просвистела пуля, угодила какому-то парню в колено. Тот упал. Коннор был уже почти у капота машины, когда пули разнесли вдребезги ветровое стекло. Осколки засверкали в ночи, как колючая изморось, как серебристое облако брызг, вылетевшее из тьмы.
А потом Коннор обнаружил, что лежит на спине. Он не помнил, как поскользнулся. Просто вдруг оказался на земле. Он слышал вопли и стоны людей; ощущал запах пороха, дыма и почему-то — горелого мяса. Услышал, как Джо зовет его, сначала негромко, потом срываясь на визг. Он протянул руку, Джо схватил ее, не переставая кричать.
А потом — голос отца:
— Джозеф, Джозеф, я здесь. Спокойно.
— Папа, — позвал Коннор.
— Коннор, — откликнулся отец.
— Кто погасил фонари?
— Господи, — прошептал отец.
— Я ничего не вижу, папа.
— Я понял, сынок.
— Почему я ничего не вижу?
— Мы сейчас отвезем тебя в больницу, сынок. Немедленно. Обещаю.
— Папа…
Он почувствовал у себя на груди отцовскую руку.
— Лежи спокойно, сынок. Просто лежи спокойно.
Глава тридцать девятая
На другое утро Гвардия установила в Южном Бостоне пулеметы — на северном конце Вест-Бродвея, на углу Вест-Бродвея и Джи-стрит и на пересечении Бродвея с Дорчестер-стрит. Десятый полк патрулировал улицы. Одиннадцатый занял позиции на крышах.
Процедуру повторили на Сколли-сквер и вдоль Атлантик-авеню в Норт-Энде. Генерал Коул перекрыл все улицы, выводящие на Колли-сквер, и установил контрольно-пропускной пункт на Бродвейском мосту. Каждый, кто без веских оснований появлялся на означенных улицах, подлежал немедленному аресту.
В городе воцарилась тишина, улицы опустели.
Губернатор Кулидж провел пресс-конференцию. Он выразил соболезнования по поводу гибели девяти человек и сотен пострадавших, однако заявил, что винить в этом следует лишь саму взбунтовавшуюся толпу. Толпу и полицейских, оставивших свой пост. Далее губернатор заявил, что, хотя мэр и попытался обуздать волнения, он оказался совершенно не подготовлен к чрезвычайным ситуациям подобного рода. Поэтому управление городом, начиная с данного момента, будут напрямую осуществлять власти штата и лично губернатор. Первое его распоряжение в этом качестве — восстановление Эдвина Аптона Кёртиса в его законной должности комиссара полиции.
Кёртис возник рядом с ним на трибуне и объявил, что управление полиции великого города Бостона, действуя совместно с частями Гвардии штата, не потерпит дальнейших беспорядков:
— К закону следует относиться с уважением, иначе последствия будут самыми печальными. Здесь не Россия. Мы применим любые меры, чтобы гарантировать демократию нашим гражданам. Сегодня анархии будет положен конец.
Репортер из «Транскрипта» встал и вытянул руку.
— Господин губернатор, правильно ли я понимаю, что вы вините мэра Питерса в том хаосе, которому мы были свидетелями в две прошедшие ночи?
Кулидж покачал головой:
— Виновна толпа. Виновны полицейские, нарушившие свой долг, свою клятву. Мэр Питерс не виноват. Его просто застали врасплох, он не осознал масштабов происходящего и вследствие этого действовал неэффективно.