Пастырь добрый - читать онлайн книгу. Автор: Надежда Попова cтр.№ 99

– Ну-ну, только без соплей, Гессе. Дело еще не кончено, не вздумай расклеиться.

– Это дождь, – возразил Курт чуть слышно, и тот хрипнул с усмешкой, снова опустив веки:

– Ну, конечно… Не напрягай мозги – объясняться тебе не придется; я знаю, что случилось – все помню, все видел… – болезненная усмешка слетела с губ, точно сметенная ветром пылинка, и Ланц передернулся, стиснув крепче пальцы, зажимающие рану. – Как глупо… – проронил он тоскливо. – Не в драке, не в перестрелке… В собственной постели от старости было бы не так глупо.

– Если б у меня был иной выход…

– Ты все сделал верно, Гессе, – оборвал сослуживец строго. – Я все помню – до слова. Словно б заперли меня в комнате в моем собственном доме, а кто-то другой стоит у порога и говорит вместо меня… я все вижу, только сделать не могу – ничего. Потому что оказался слишком слаб, чтобы отстоять себя самого. Смерти глупее и не выдумаешь. Позорно и бессмысленно…

– Вам не стоило бы говорить. Рану надо… что-нибудь надо сделать…

Голос подопечного дергался и срывался, словно это он умирал, истекая кровью, – голос был едва слышным, хотя стоял тот теперь прямо за спиною; Ланц покривился, вновь открыв глаза:

– Хоффмайер, ты лекарь, что ли? Слышал, что было сказано? Мне минуты остались – на печень жгута не наложишь… Посему – не отнимай мое время, я еще должен успеть наговорить превыспренней зауми навроде последнего желания… Слышишь меня, Гессе? Пока еще язык шевелится…

– Да? – уточнил Курт сдавленно, и Ланц уже серьезно попросил:

– Марте не вздумай сказать, как все было. Не простит – мне не простит. Простит все, кроме слабости… Соври, что в перестрелке. И еще кое-что. Повторяю снова: ты все сделал правильно. Не вздумай в той же ситуации в будущем поступить по-другому; иначе – за что я сейчас подыхаю?.. И – последнее: ты хороший следователь, понял меня? Я знаю, что за дурные мысли тебя временами посещают, посему – не помышляй даже уйти с дознавательской службы, Гессе. Считай, что это моя последняя воля, и если хоть что-то святое у тебя еще осталось, не вздумай ослушаться. Понял, что я сказал?

– Да, – кивнул Курт, отведя взгляд от пропитавшихся темной кровью ладоней; Ланц сжал пальцы, сорвавшись ими со скользкого металлического штыря, засевшего по самую пятку в теле, и тяжело выдохнул:

– Все. Что сумел придумать умного напоследок – все сказал; довольно. Не могу больше. Не хочу. Четверть часа, минуту – все равно; не хочу. Устал…

Мгновение Курт продолжал сидеть неподвижно, стиснув кулаки и сжав зубы, не имея сил заставить себя шевельнуться или выговорить еще хоть слово; наконец, с напряжением, словно воздух вдруг стал застарелым вязким маслом, протянул руку, ухватившись за стальную стрелку глубоко в ране, и потянул на себя. Бруно качнулся вперед, упав рядом коленом в ту же жидкую побагровевшую землю и перехватив за руку; Курт дернул плечом, высвободившись.

– Но нельзя же так, – вяло воспротивился подопечный, – даже не попытаться… Вот так просто дать истечь кровью…

– Это мое право, Хоффмайер, – болезненно прошипел Ланц. – Не дай Бог окажешься на моем месте – решать будешь за себя сам… Тяни!

Курт промедлил еще миг, собираясь с духом, и рывком дернул болт вверх, выхватив из тела с громким, омерзительным чавканьем, от которого подопечный покривился, а Ланц зашипел, зажмурившись и схватившись за раскрывшуюся рану ладонью, сжав на ней негнущиеся пальцы.

– Странная тварь человек, – с кривой ухмылкой выговорил он чуть слышно, не открывая глаз, и медленно убрал окровавленную руку. – Сам полезет в петлю – и все равно уцепится за веревку…

Широкий тягучий ручеек цвета старого вина плеснул дважды, толчками вырываясь из пробитого тела, и утих, неторопливо источаясь сам по себе, уже когда гонящее кровь сердце встало.

Курт оставался недвижимым еще минуту, глядя мимо серого лица в землю, залитую темной вязкой массой, в которой нехотя таял слипшийся град. Бруно сидел чуть в стороне, опустив голову на упершиеся в колени руки и закрыв глаза, но на подопечного Курт не смотрел, лишь отметив с равнодушным удивлением, что впервые в его едва слышном надтреснутом шепоте слышит «misericors Deus», а не упоминание Его прямой противоположности. Лишь на долю секунды пришло в голову, что именно ему самому по должности полагается сказать нечто подобное, однако читать поминальную молитву над этим телом – последнее, на что сейчас осталось желания и сил; и того, и другого надо было во что бы то ни стало набрать на продолжение этого сумасшедшего дня, ибо, как верно сказал Ланц, дело еще не окончено…

О том, что так и продолжает сжимать в пальцах окровавленный стальной болт, Курт вспомнил внезапно и первое желание – отбросить его прочь – преодолел с трудом, лишь стиснув кулак сильнее, и глубоко, до боли в груди, вдохнул, переводя дыхание. Упершись в ползущую под ладонью землю, он встал, отыскав взглядом брошенный арбалет, прошагал к нему и поднял, тщательно отерев от налипших на ложе и приклад комьев земли вряд ли намного более чистым рукавом, до скрипа сжав зубы, когда на освобожденной от грязи поверхности остался темно-красный след. Оружие он разряжал медленно, неспешно, словно новичок на занятии по стрельбе, аккуратно складывая стрелки в чехол одну к одной, и ненадолго осталась в голове мысль о том, что теперь уже нельзя будет сказать, какая из них именно та самая, что была выпущена всего несколько минут назад.

Подопечный вскинул голову, глядя непонимающе и настороженно, когда он, возвратившись к неподвижному телу, опустился на корточки и все так же аккуратно и медленно стал расстегивать воротник куртки Ланца.

– Что ты творишь? – спросил помощник тихо; Курт отозвался не сразу, снова протолкнув в горло глубокий вдох и медленно выдохнув, по-прежнему не глядя на него.

– То, что должен ad imperatum [144] на такой случай, – ответил он, наконец, удивившись тому, что голос прозвучал ровно и спокойно. – Дело не окончено; помнишь?.. Работаю. Вот что я делаю.

Стальную цепочку со Знаком, сняв, он задержал в ладони, глядя на чеканную поверхность; только сейчас вдруг пришло в голову, что за год совместной службы ни разу не было повода поинтересоваться личным номером Дитриха Ланца – как и Керна или Райзе.

– Четыреста четыре… – вместо него вслух прочел Бруно. – Даже вообразить страшно, когда он его получил. Столько лет службы – и вот так…

– Вот – как? – уточнил Курт напряженно, и тот вздохнул:

– Не жди от меня осуждения. Я бы – не смог, не отрицаю. Но понимаю, что иного выхода и впрямь не было. И тем не менее – все это… неправильно. Так инквизитор гибнуть не должен.

– Инквизитор вообще не должен гибнуть, – отозвался он зло, снимая с еще не успевшего похолодеть пальца обручальное кольцо, едва сползающее сквозь густеющую кровь. – Гибнуть – их привилегия. И я как законопослушный человек привилегии чту.