Пастырь добрый - читать онлайн книгу. Автор: Надежда Попова cтр.№ 133

– Сегодня – разоришься, – возразил он, со звоном шлепнув на прилавок монету из своих хамельнских трофеев. – Бутыль не убирай.

– Она во столько не встанет.

– Ну, так неси вторую, – пожал плечами майстер инквизитор и опрокинул налитое в рот в три больших глотка, закашлявшись от горечи и жжения в воспаленном горле. Когда в голову ударило, на миг поведя в сторону, напомнив об отвергнутом вчера ужине, а сегодня – завтраке, Курт осторожно перевел дыхание и опустил голову в ладонь, тихо и охрипше выговорив: – Лей. Всем. Сегодня – за мой счет.

Огромную бутыль с неясным, но пробирающим до костного мозга содержимым он ухватил за горлышко, водрузив на стол, и уселся на потертую скамью, разглядывая глубоко вырезанное в дереве изображение надгробного камня, занимающее половину столешницы. Неведомый грамотей, явно проведший на этой скамье не менее часу, оставил на изображении камня надпись: «Умер от избытка чувств, среди коих главные – чувство холода и голода», и, очевидно, тем же творцом чуть в стороне и много более коряво значилось: «спасти от виселицы может только плаха». Поморщившись, Курт сдвинул бутыль в сторону, отсев на другой конец стола, и налил второй стакан, опустошив его разом, как и первый, прислушиваясь к тому, как тошнотворное пойло каменным обвалом проваливается все глубже, предвещая головную боль поутру.

– Ну, в общем, пусть ему там… – приняв от Бюшеля наполненный стакан, нетвердо выговорил кто-то. – Ничего, в общем, был мужик… Не злобствовал.

Курт кивнул в ответ, не обернувшись на говорящего, и, осторожно наклонив бутыль, налил снова, теперь до половины, задумчиво глядя, как кружится в стакане тусклая жидкость.

К смертям вокруг себя он уже почти привык, почти смирился с тем, что они сопутствуют ему всюду, минуя его самого, но так и не научился относиться к ним хладнокровно, не вменяя себе в вину как своих ошибок, истинных или мнимых, так и неизбежностей, чьим всего лишь орудием либо попросту посредником он являлся. Гибель Штефана Мозера упрекала его в легкомыслии, его приятеля Франца – в недостаточной убедительности, пропавших за дни его отсутствия, – в медлительности; гибели Ланца могло не быть если бы он не настаивал на присутствии кого-либо из сослуживцев, покидая Кёльн. Умом Курт понимал, что корить себя глупо, однако не мог не думать и о том, что каждая смерть, имевшая место в течение всего этого расследования, ставшая причиной самого́ дознания, не случилась бы вовсе, если бы некогда он не привлек к себе внимания тех, от лица кого теперь довольно охотно говорил в подвале Друденхауса чародей Бернхард…

– Не увлекайся, Бекер, – укоризненно осадил его хозяин. – Что скажут добрые горожане, если увидят, как невменяемого инквизитора прут домой отребыши из старых кварталов?

– Что эти парни решили искупить пару грехов богоугодным делом, – с бледной улыбкой отозвался он, задержав дыхание после очередного глотка. – Не бзди, Бюшель. Обещаю держать себя в руках, не дебоширить и уйти на своих двоих – по первому требованию.

– Ну, – протянул тот оскорбленно. – Отсюда тебя никто не гонит, хоть корни тут пусти… Только все одно не понимаю, отчего ты не пошел нагружаться в приличное место; и питье получше, и к дому поближе.

– Нет у меня дома, – возразил Курт. – Есть место, куда прихожу спать. Временно. А что же до приличных мест… У студентов чересчур шумно, а в трактиры большого города я никогда особенно не захаживал. Не моя там публика. А сегодня тем паче; все будут коситься, шептаться, выражать соболезнования, а про себя думать – когда ж ты отсюда свалишь?..

– Ты инквизитор, Бекер, – пожал плечами Бюшель. – Чего еще ждать. Мы-то тебя сносим лишь потому, что свой, да оттого еще, что мы с вашим братом не пересекаемся – нам делить нечего. Будь ты хоть тыщу раз из наших, но в магистратских должностях… Сам понимаешь.

Он не ответил, скосившись на входную дверь, тяжело скрипнувшую под чьей-то рукой, и приветственно кивнул Финку, остановившемуся на пороге.

– Ты вовремя, – заметил Курт с невеселой улыбкой. – Как раз к халявной выпивке… Дай ему стакан, Бюшель.

Финк прошел к столу молча, усевшись напротив, и смерил собеседника взглядом долгим и придирчивым, не ответив на приветствие.

– Пей, – подстегнул Курт, приподняв вновь наполненный стакан. – Zum Gedenken [222] . Не зазорно помянуть инквизитора глотком-другим?

– Пошел бы ты, – отозвался бывший приятель хмуро, опрокинув налитое в рот целиком. – Ты, как я вижу, уже помянул и другим, и третьим… Жаль, что с твоим приятелем такое дерьмо вышло, Бекер. Ничего так был старикан.

– Этот «старикан» таких, как ты, двоих разом мог в мочало пустить, – возразил Курт ревниво; Финк усмехнулся:

– «Таких, как я»… А как ты?

– А как я – ни одного, – посерьезнев, откликнулся он. – Вот и не смог…

– Не повезло мужику в жизни, – согласился Финк со вздохом и, подумав, пододвинул бутыль к себе. – Или это, получается, его благоверной не повезло. Дважды. Вечно девки страдают больше всего…

– Задумался о тяжкой женской доле? – удивленно уточнил Курт. – Из этого вывод – ты снова поцапался с Эльзой. Я прав?

– Пошел ты к черту со своими дознавательскими выгибонами, Бекер! – огрызнулся тот беззлобно, на мгновение замер, глядя мимо наполненного стакана, и пожал плечами, понизив голос: – Замуж хочет. Хочет уйти отсюда.

– Из Кёльна?

Финк покривился, опростав стакан, и тяжело крякнул, зажмурясь.

– Да брось, а то не понимаешь, о чем я, – раздраженно выговорил он. – Из этой помойки хочет вылезти, ясно?.. Да, ты прав, повздорили. Сегодня с утра как с цепи сорвалась. Дескать, уж коли так сложилось, что у меня в приятелях инквизитор, я должен ушами не хлопать, а хвататься за возможность с твоей помощью и покровительством «исправить мою поганую жизнь», от которой «два шага до поганой смерти»…

– Может, доля правоты в ее словах и есть.

– Да брось, Бекер, – покривился Финк, – даже если мне все мои грешки вдруг забудут; ну, посмотри сам – какой из меня бюргер?.. Чтоб в своем доме, утром встал, ночью лег, горбатиться на кого-то, чтобы на жратву наскрести… Да ну, к черту. Я тут – до вот этого, – он постучал пальцем по вырезанному в столешнице надгробью. – Хреново, конечно, и временами тоскливо делается; что скрывать, сам все знаешь… Только вот такая жизнь, от сна до работы, погрузчиком каким-нибудь, пока спина не переломится – это не для меня. А другое что – а что я еще умею? Кошельки резать, замки ломать… Штаны протирать вот в «Кревинкеле»; только за это не платят.

– Платят, – возразил Курт тихо и, взявшись за бутыль, налил обоим. – И довольно неплохо.

Финк сидел молча с полминуты, глядя в стол перед собою и стиснув стакан так, что покрытые царапинами и рубцами костяшки побелели, заострившись, точно зубцы шестеренки, а медные бока наполненного сосуда чуть смялись под пальцами; наконец, неспешно переведя взгляд на собеседника, тот усмехнулся – криво и обреченно: