Взять свой камень - читать онлайн книгу. Автор: Василий Веденеев cтр.№ 76

К 10 июля на большинстве участков фронта наступление немецких войск группы армий «Центр» было временно приостановлено. К этому моменту немецкие 3‑я и 2‑я танковые группы вышли на рубеж рек Западная Двина и Днепр, однако все их попытки форсировать Днепр с ходу успеха не имели. Врагу удалось на отдельных участках форсировать Западную Двину и захватить город Витебск. Положение на Западном фронте оставалось крайне тяжелым, но немцы уже были вынуждены сократить масштабы последующих операций.

12 июля командование группы армий «Центр» доносило в генеральный штаб сухопутных войск о своих намерениях на ведение последующего наступления: «Общее положение со снабжением и обеспечением группы армий, включая и воздушные силы, требует определенных ограничений как во времени, так и в масштабах проведения той или иной операции».

В результате, понеся большие потери, войска группы армий «Центр» в конце июля вынуждены были перейти к обороне…

* * *

Фрюшоп — ранняя кружка или, если точнее перевести это на русский, — опохмелка. Добрая чарка, выпиваемая утром после хорошего загула, когда вчерашний день за полночь сомкнулся с сегодняшним, когда с веселыми друзьями не считали выпитых кружек пива, рюмок кюммеля или шнапса и уже забыли, сколько пивных ресторанчиков обошли, перебираясь из одного в другой по узким улочкам старого города.

А наутро просыпаешься с головной болью, прошедшая ночь встает перед тобой туманным видением, а в желудке давящая пустота, и тело кажется вялым, словно его колотили палками. И тут приходит на помощь фрюшоп — снимает боль в голове, возвращает тебя к жизни, заставляя окружающее засверкать новыми красками.

Гельмут Шель закурил сигарету и поглядел в окно. Солдаты таскали к грузовикам ящики, тюки, свертки: штаб переезжал ближе к отодвинувшейся на восток линии фронта. Генерал Тровиц завтракал, и, как только он закончит, к нему в кабинет пригласят штурмбанфюрера Шеля для доклада об операции по поимке русских парашютистов.

Где же найти сейчас свой фрюшоп, чтобы избежать тяжкого похмелья перед равнодушно-ироничным взглядом Тровица? Как нащупать верный тон, чтобы не показалось, будто оправдываешься, подобно провинившемуся школьнику перед строгим учителем? Генералу наверняка успели доложить о потерях обеих сторон в проведенной операции. Без потерь не бывает войн, но потери всегда оправдываются победой, которой у Шеля нет: русский опять ушел с горящей станции, унося с собой тайну, за которой его сюда посылали, а он, Гельмут, хотя и догадался о ней, но не сумел ее раскрыть. Не сумел…

Что унес русский разведчик, прорвавшись через кольцо блокады в самом неожиданном месте? Что сгорело на охваченной огнем станции? Откуда там вдруг появился офицер русских пограничных войск НКВД, отстреливавшийся до последнего патрона и погибший в перестрелке? Нет ответа…

И потери, потери! Как объяснить генералу, что русские тоже имеют хорошо подготовленных профессионалов, которые воюют сейчас на своей земле! Как объяснить, что в такой войне, идущей среди дремучих лесов, непроходимых болот и редких убогих деревень, неприменима столь привычная и милая сердцу Тровица тактика танковых клиньев и каруселей бомбардировщиков, с жутким воем повисающих над обороной противника?

Тут нужно совсем другое, это война людей, а не машин, война не огромных масс войск и техники, а хитрости и опыта, помноженных на знание местных условий и опору на местное население.

Да и захочет ли генерал слушать объяснения? Шель теперь неудачник, а неудачников можно пинать, не боясь получить ответный пинок. Но если генерал полагает, что ему и оберсту Хахту сойдет с рук попытка утопить Гельмута в дерьме, то они глубоко ошибаются — у штурмбаннфюрера, как у хорошего карточного шулера, припрятаны в рукаве черного мундира с шитой готическими буквами надписью «охранные отряды» свои козыри, о которых до поры лучше помалкивать.

Рашке давно в могиле, и часть неудач можно свалить на него — унтерштурмфюреру теперь все равно, а цеплять живых ему не дано. Не встанет, не закричит, что все происходило совсем не так, что он не отдавал приписываемых ему распоряжений. Впрочем, Рашке только шестерка в игре, почти отыгранная карта, но и ее не стоит сбрасывать со счетов, все может пригодиться…

Солдаты во дворе закончили погрузку, и тяжелый грузовик выехал за ворота. Появились связисты, сматывая в большие катушки телефонные провода, торопливо пробежал один из штабных офицеров с кожаной папкой под мышкой — наверное, получил новые карты района военных действий. Войска выходили к Днепру, а там уже и древний Смоленск, за которым призраком маячит Москва. Скоро ли они будут там и будут ли вообще? Вслух подобных мыслей Гельмут не высказывал, но у каждого есть своя голова, и она нужна не только для ношения головного убора, а в первую очередь для размышлений и анализа.

К подъезду особняка подали большой открытый автомобиль. Значит, скоро конец завтрака и для беседы с Шелем командующий армией намерен отвести не так много времени.

Примяв в пепельнице окурок, Гельмут опустился на стул у стены приемной. Гоняясь по распоряжению генерала за русскими разведчиками, он совершенно не занимался своими прямыми обязанностями, о чем и доложил в рапорте непосредственному руководству, направленном на имя Розенберга. Это еще один козырь, спрятанный им в рукаве. Посмотрим, как Тровиц оправдается перед Берлином. Конечно, его никто и не подумает наказать, но неудовольствие выскажут, обязательно выскажут, дадут почувствовать, что подобное отношение к офицеру СД, имеющему специальное задание, по меньшей мере недопустимо. Большего пока и не надо.

Через месяц-другой эта история забудется — появятся в лесах другие группы русских парашютистов, запылают новые станции, изменится обстановка на фронте — мало ли что может случиться во время большой войны, совсем не такой, какие до этого велись на западе! Кто тогда вспомнит о мелкой неудаче? Ее заслонят новые удачи и новые поражения.

Поражения — тоже своеобразный фрюшоп, похмелье от побед, вернее — от былых побед, поскольку потерпевший поражение уже больше не победитель. Вспомнилась грандиозная попойка, устроенная приятелями незадолго до отъезда Шеля в Россию, когда уже порядком поднабрались и хором затянули известную песенку «Васильково-голубое небо над прекрасным Рейном»; один из гостей влез на стол и начал танцевать на нем под одобрительные возгласы и пьяный смех остальных. Расшвыривая бутылки и тарелки, проливая на белую крахмальную скатерть вино, он шлепал ярко начищенными узкими сапогами по винным лужам. И эти лужи были красного цвета, как кровь на снегу…

Раскачивалась, обнявшись, развеселая мужская компания — чисто мужская, ведь они провожали боевого товарища на фронт. широко открывались рты, плавал в комнате сизый сигаретный дым, шипел почти не слышимый патефон, звенели упавшие бутылки, а Гельмут никак не мог отделаться от впечатления, что он видит не пляшущего на столе офицера, а себя, идущего по покрытому кровавыми пятнами снегу на бескрайнем русском поле. Он даже помотал головой, стараясь отогнать этот бред. Какое поле, какой снег, какие пятна крови? Померещится же такая чушь!