Насмешка девушки над его мужским достоинством разозлила первосвященника пуще, чем пощёчина. С перекосившимся от злобы лицом Каиафа схватил Марию за горло и стал душить. Девушка сильно захрипела, хватая широко открытым ртом воздух, доступ которого перекрыли цепкие пальцы первосвященника, сжимавшие всё сильнее и сильнее её шею. Из носа юной галилеянки хлынула кровь. Надеяться ей было не на кого, и тогда взмолилась Мария, мысленно попросив: «Иисус, помоги мне, если ты видишь и слышишь меня с небес!?» Совпадение ли то было, или действительно дошла её просьба до Него, кто сейчас скажет? Но спасение пришло, и пришло довольно неожиданно…
В пылу жестокой борьбы Каиафа задел ногой небольшую лавку, на которой стоял оставшийся с ночи глиняный горшок с горячими углями. Он опрокинулся прямо на спину первосвященника. Угли быстро прожгли одежду жреца, заставив того прекратить душить девушку и спасать уже самого себя. Пока Каиафа сбрасывал загоревшуюся одежду и катался по земляному полу, дабы сбить огонь, Мария вскочила на ноги и хотела выбраться из дома. Однако первосвященник успел схватить её за длинные волосы. Но молодая галилеянка не собиралась сдаваться, она резко развернулась лицом к противнику и, что было сил, коленом ударила того в пах. Каиафа даже не закричал, так как от сильной боли у него мгновенно перехватило дыхание и он, выпустив из рук волосы Марии и согнувшись пополам, со стоном, похожим на мычание, рухнул на земляной пол. Тем временем юное создание, освободившись от насильника, осторожно выскользнула из дома через чёрный ход и бросилась бежать, не разбирая дороги, по направлению к городу. Она наделялась затеряться среди людей, найти спасение у знакомых или просто спрятаться на окраине в городских садах. Но сделать это Марии не удалось, ибо первосвященник быстро пришёл в себя. Прихрамывая и держась за низ живота, он в полубезумном состоянии и в дымящейся грязной одежде выскочил из дома во двор, напугав своим страшным видом всех стоявших там слуг.
– Задержать! Поймать! – прохрипел он своему верному Малху, указав пальцем в направлении убегавшей Марии. Слуга, словно злобный сторожевой пёс, бросился вдогонку за галилеянкой. Он быстро нагнал Марию и ловкой подножкой сбил её прямо в придорожную канаву. Девушка тут же попыталась встать, но Малх вновь ударил ее. Затем он подскочил к распростёртому телу девушки и, упёршись коленом ей в грудь, придавил беглянку к земле. Малх был доволен, что так мастерски справился с Марией. Не давая ей шевельнуться, он радостно во всё горло закричал:
– Хозяин, хозяин я поймал беглянку!
Каиафа, злой и удручённый своей неудачей, медленно подошёл к лежавшей на земле Марии. Двое других слуг, уже успевших прибежать на помощь к Малху, сидели на её руках и весело скалились при виде приближавшегося первосвященника. Начальник стражи слез с девушки и теперь уже держал беглянку за ноги. Первосвященник наклонился над распластанной, словно распятой, Марией и угрожающе прошипел ей в лицо, дабы никто не смог бы услышать этих его слов:
– Родить своего змеёныша ты могла бы только при одном условии, если бы согласилась на моё предложение! А теперь ты здесь, в этой канаве, сдохнешь, гадина! Или передумаешь?
Мария чуть приподняла от земли голову и кровью своей плюнула в ненавистное лицо первосвященника иерусалимского Храма. Каиафа молча утёрся и, размахнувшись, со всей своей злостью ударил девушку кулаком в лицо. Он не жалел её, а ненавидел, хотя мгновение назад и готов был озолотить за миг желанной близости.
– Побейте эту безродную босячку камнями! – коротко бросил Каиафа своим слугам и пошёл прочь. Не пройдя и нескольких шагов, первосвященник вдруг резко развернулся и подозвал к себе Малха.
– Проучите, но насмерть постарайтесь не забивать! Если останется в живых, привезёшь её в мой дом, однако сделаешь это тайно и ночью! – шепнул он на ухо своему слуге. Первосвященник был уязвлён тем, что проявил своё мужское бессилие перед Марией, что девушка посмеялась над ним, поэтому он для себя решил: «Вначале я должен овладеть этой тварью, а потом уже отдать её слугам или продать как рабыню, но сперва нужно обязательно вытравить из неё змеиный плод Назореев!»
Первосвященник ушёл. Марию тем временем отпустили, и она поднялась на ноги. Толпа слуг, радуясь предстоящему развлечению, угрожающе стала приближаться к девушке. Мария старалась не смотреть на своих убийц, она не искала в их глазах снисхождения или жалости, ибо думала в этот миг совершенно о другом. Мария просто верила и ждала, что скоро, очень скоро встретиться с ним, самым любимым и дорогим для неё человеком.
Внезапное чувство ненависти вдруг заставило девушку поднять голову. В толпе мелькнуло знакомое лицо. И сразу же взгляд галилеянки упёрся в человека, некогда признававшегося ей в любви. Но, правда, сейчас Мария увидела, как Иуда, недобро ухмыльнувшись ей прямо в лицо, первым поднял с земли самый большой камень…
* * *
Вперёд поскакал сотник Корнелий. С пятью всадниками он на скаку врезался в разъярённую толпу, а остальные легионеры охватили людскую массу с флангов и сразу же начали избивать разгорячённых иудеев. Нанося плашмя мечами удары налево и направо, мои легионеры быстро рассеяли кричащую ватагу и заставили слуг первосвященника прекратить бросать в камни в уже лежавшего на пыльной земле человека. Когда подъехал я, толпа, узнав меня, отхлынула от своей жертвы ещё дальше. Злобно сверкая глазами, иудеи о чём-то перешёптывались между собой, а некоторые даже пытались что-то прокричать мне вслед. Не глядя ни на кого и не обращая никакого внимания на крики, я прямо из седла наклонился над распростёртым на земле человеческим телом.
Это была женщина. Она лежала лицом вниз. Вся её одежда представляла собой сплошные лохмотья, пропитанные кровью и перемешанной с нею придорожной пылью. Я подал знак, и два легионера, тут же спешившись, подхватили бесчувственное тело под руки и перевернули на спину, чтобы можно было увидеть лицо жертвы. От неожиданности я даже вздрогнул, ибо никогда бы не подумал встретить здесь девушку, назвавшейся при первой встрече со мной женой казённого проповедника. Это была Мария из Меджделя.
– Кто посмел ослушаться моего приказа? – гневно спросил я, медленно разворачиваясь в сторону молча стоявших толпой слуг первосвященника. Что это слуги моего недруга я догадался сразу, как только узнал Марию, ибо никто другой, кроме Каиафы, просто не стал бы покушаться на жизнь этой девушки.
– Спрашиваю ещё раз, кто посмел ослушаться моего приказа? Разве забыт указ о том, что никто не имеет права казнить без одобрения на то прокуратора!
– Это не казнь, а наказание гулящей девки! – дерзко бросил мне один из иудеев, находившихся немного впереди всей толпы.
– Твоё имя? – резко оборвал его мой помощник. Савл чуть осадил своего коня и наехал его грудью на грубияна, рискнувшего надерзить римскому прокуратору. Центурион оттеснил иудея немного в сторону, наклонился из седла и, быстро схватив того за бороду, потянул вверх. Шея слуги вытянулось, и тот кожей своей почувствовал на ней смертельный холод острия боевого меча моего помощника.
– Понял, чего стоит твоя жизнь? Имя? – вновь задал свой вопрос Савл.