Затерявшийся в кольце бульваров - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Климман cтр.№ 19

Андрей часто это делал в детстве, садился в первый вагон, пробирался к стеклу и смотрел, смотрел, как появляется вдалеке белая точка.

Несколько лет назад, когда все начали говорить про свет в конце туннеля, у него перед глазами всплывала эта картина. Его (свет в конце туннеля) все ждали, требовали, хлопали друг друга по плечам, доказывали, что вот «он» – уже появился. А Дорин видел его воочию, правда, давно, в детстве.

Сейчас, хотя и нев метро, точка появилась опять. Андрея подбрасывало, как в вагоне на стыках колес, точка появилась, но почему-то не росла. Он ждал, но она не приближалась, а только перемещалась где-то там, вдалеке. Он таращил на нее усталые глаза, но ничего не происходило. «Свет в конце туннеля» виден, но выхода – нет.

– Ну, поздравляю, молодой человек, – услышал он голос, показавшийся ему знакомым, где-то впереди и выше себя, примерно там, где поблескивал «свет».

Дорина опять тряхнуло, боль током прошла по всему телу, и он громко застонал.

– А вот это – не обязательно, – с укором сказал голос. – На ваши вопли представители власти могут пожаловать, а нам они совершенно ни к чему.

Голос точно шел со стороны «света», но не был ни громогласным, ни мощным, ни трубным. Так, обыкновенный тенорок.

«Это все-таки не ангел, – подумал Дорин, – скорее бес или даже бесенок, и я все-таки в аду».

– Ты за мной пришел? – хрипло спросил он.

– Нет. Просто ходил по своим делам, – казалось обладатель голоса чему-то обрадовался, – Сеньке Попугаю тряпки отвозил, и бронзы кусок попался, бюст Ленина бывший, он этот мусор где-то на водку меняет, а я у него книжки забрал. Смотрю, ты лежишь. Думал, мертвый.

– А я – живой? – не понял Андрей.

– А ты не знаешь? – голос мелко захихикал. – Ты же русский человек. Знаешь анекдот? «Изобретен русский тамагочи. В отличие от японского оригинала русский, если его не кормят, не умирает, а только матерится».

«Что тут смешного?» – подумал Дорин. Его опять тряхнуло, и опять он едва не потерял сознание от боли. «Значит, живой», – как-то безразлично подумал он.

– Почему меня все время трясет? – спросил он.

– Потому что у моей тележки одно колесо меньше другого, – назидательно объяснил голос. – Не приспособлена она для перевозки людей, особенно таких серьезных, ты уж извини.

– А почему кругом так темно? – придумал вопрос Дорин.

Он несколько побаивался ответа, вдруг сейчас скажут: «А как, по-твоему, должно быть в преисподней?»

– Вообще-то светло. Светло от фонарей, читать даже можно, – в голосе послышалось почти сочувствие, – просто у тебя лицо кровью залито, глаза стали как щелочки, вот ты и не видишь почти ничего. А тряпочки у меня нет, чтобы тебя протереть, все Семке отдал. Да и вода нужна, а лучше – спирт.

Дорин облизнул губы и почувствовал противный железный привкус. «Действительно – кровь». Он попробовал пошире открыть глаза, но получалось это с трудом. Единственное, что он извлек из своих усилий: «свет в конце туннеля» был отблеском очков, сидящих на носу неведомого «голоса». Дорин поднял руку, чтобы помочь глазам, и охнул от боли.

– Да, да, – сказал голос, – ребра поломаны, на голове несколько ран, руки все в синяках и крови, но вроде – целы.

– А ты – врач?

– И врач немного. За что тебя били-то?

– За…

Андрей задумался – как ответить на такой вопрос?

– Не понравилось, как я работал, – пожалуй, такая формулировка была похожа на правду.

– За это – не бьют, – саркастически ответил голос, видимо, он просто не поверил Дорину, – за это выгоняют и денег совсем не дают.

– Я про «коллег», а не про начальство.

– Тогда понятно. Ударник, значит. Ты сейчас помолчи, будем улицу пересекать, там пост круглосуточный, могут нас с тобой остановить с таким транспортным средством.

А Дорин и не хотел больше разговаривать. Он пытался понять, откуда «голос» знает, что он «ударник», а не «сачок», например? И куда он его везет? На какую-нибудь лесопилку? Чтобы его там разрезали на составные части? Не все еще с ним произошло? Не все катки асфальтовые по нему проехались?

– Куда ты меня везешь? – спросил он.

И тут же получил тычок в бок. Сильный и болезненный.

Через некоторое время голос заговорил снова:

– Ну ты и сволочь. Просил же тебя помолчать пять минут. Лучше было бы в «чудильнике» ночевать?

– Прости.

– Ладно, мы уже почти дома.

Звук колес изменился, похоже, они съехали с асфальта на более мягкое покрытие, землю, наверное. Трясти стало больше, а голос замолчал, слышалось только пыхтение, видно, труднее стало катить.

Потом послышался скрип открываемой двери, и тележка опять пошла по-другому.

– Повезло тебе, молодой человек, – сказал голос устало, – так-то все ничего, травмы у тебя не смертельные, хотя и болезненные, но если бы я на тебя не наткнулся, ты бы ночью замерз. Сейчас ночи еще холодные.

– Я уж два раза на траве спал.

Кто-то недавно так же навязчиво называл его молодым человеком.

– А такой приличный с виду мужчина, – протянул голос иронически, – мне поначалу показался…

Где-то рядом послышался звук текущей воды.

– А мы что – раньше встречались? – спросил Дорин недружелюбно. Он все время ждал какого-то подвоха.

– А ты, выходит, меня не признал?

Что-то холодное и мокрое коснулось лица Андрея. От неожиданности он дернулся и снова застонал. Чья-то рука прижала его лоб, и влажная тряпка еще раз прошла по лицу. Зато глаза теперь открывались. Он разлепил их и увидел склонившегося над ним бомжа по кличке «Маркиз», который всего три дня назад принес к нему в магазин «Псалтырь» тысяча шестьсот восьмидесятого года, оттиснутый в городе Яссах.

Дорина не было уже двое суток, и вестей он о себе не подавал никаких. Лена не находила себе места. С одной стороны, она была абсолютно права. Права, права, права… Был Андрей в этом клубе или нет, принадлежало это письмо ему или было подброшено – мужик должен решить эти проблемы сам. Сам. И прийти с готовым ответом. Не обязана она ковыряться в грязи. И не будет. В конце концов, не на улицу же она его выгнала. Да и не выгоняла вовсе – он сам ушел.

С другой стороны, она вдруг ясно осознала, что если все это (письмо и поход в клуб) – правда, она все равно не сможет его выгнать совсем. Что-то сильно изменилось в ней за этот год, что они прожили вместе. Или просто замужем за Брайловским она ничего не знала о любви? А теперь, выходит, знает? И готова простить предательство?

Нет, не готова. Но, Андреевская это точно знала, если Дорин не вернется, если навсегда исчезнет из ее жизни, она умрет. И оставит Соньку сиротой. Или все-таки папа о ней позаботится? Она внезапно поняла, от любви до ненависти нет никакого шага, это – одно и то же. Кто-то говорил, вроде бы Станиславский, что любовь тем и отличается, что в это чувство входят и все остальные, вместе взятые, этакое «мегачувство». Наверное, он был прав, потому что в данный момент Лену просто трясло от ненависти к Дорину – зачем он делает ей так больно?