Красно-коричневый - читать онлайн книгу. Автор: Александр Проханов cтр.№ 104

– Не понимаю вас, русских! – Акиф Сакитович придвинулся к Хлопьянову, набрякший, отяжелевший от множества выпитых рюмок. – Родину потеряли!.. Тридцать миллионов от вас отрезали, как кусок сыра!.. Поставили над вами жидов!.. Каждый день вас оскорбляют, унижают, называют рабами, дураками, а вы терпите!.. Ни один обидчик не был убит!.. Не могу вас понять!..

Реальность, в которой пребывал Хлопьянов, напоминала огромный теплый ком пластилина, где сплющились, перемешались, слиплись струйки разноцветной материи, и их уже невозможно расклеить, разделить на первоначальные цвета. В этом многоцветном клубке – негры, хрустали, первомайские демонстрации, его желание убить, его желание забыться, цилиндр черного портье, изумруды на дышащей женской груди, убитый монах, возбужденный кавказец, богач, патриот СССР, ненавидящий евреев и кавказцев, который смотрит на него выпуклыми сиреневыми глазами и что-то внушает:

– Я азербайджанец!.. Черножопый, как русские меня называют!.. Но мы всех армян от себя прогнали, ни один армянин не сидит больше в бакинском правительстве!.. Армяне прогнали всех русских, ни одного русского больше нет в Ереване!.. А у вас в российском правительстве одни евреи!.. Вы, русские, будете умирать, вырождаться, жить в нищете, терять армию, промышленность!.. Почему среди вас нет ни одного, кто решился бы убить врагов России?… Где Каляев?… Где Каракозов?… Неужели все русские – трусы?…

В реальности, где пребывал Хлопьянов, было множество осей симметрии, и каждая пересекалась с другой. Мир ломался вокруг этих осей, образовывал многомерное, составленное из обломков пространство. В каждом обломке был другой обломок, а в этом другом был обломок Хлопьянова. В одном был глаз, в другом ухо, в третьем предсердие. И не было ни одного, где было бы полностью сердце или разум. Он, Хлопьянов, был помещен в рассеченный, растерзанный мир, как на картинах кубистов. Он и сам был растерзан и рассечен, составлен невпопад из нелепых, утративших зацепление кусков.

– Сталин был великий патриот России! Он любил Россию больше всех русских! Сделал для России больше всех русских, вместе взятых! Если бы не он, где бы мы были тогда! Он остановил еврейскую революцию! Он отбил немецкую агрессию! А вы, русские, сломали все его памятники!.. Неужели среди вас нет ни одного, кто убьет обидчика великой России?

Кавказец побагровел. Щеки его стали лиловыми. Казалось, от гнева и огорчения его хватит удар, дурная кровь ударит в его разгоряченную голову, и он упадет лбом на скатерть.

– Я убью, – тихо сказал Хлопьянов, усилием воли рассыпая многомерный, сложенный из кубиков мир, возвращая ему целостность. – Я искал с вами встречи, чтобы сказать – я убью!.. Мне нужен гранатомет! Нужны деньги, чтобы купить гранатомет!.. Месяц назад я отказался от денег, теперь я пришел за ними! Мне нужны деньги, чтобы купить гранатомет!

Он собирал воедино мир из рассыпанных элементов, как собирают разобранное оружие, подгоняя друг к другу стальные плоскости, превращая отдельные детали в инструмент убийства.

– Дам деньги! – Акиф Сакитович, отрезвев, смотрел на Хлопьянова, словно увидел впервые. Видно углядел в нем такое, что прогнало хмель, выдавило из черепа избыточную дурную кровь. – Дам деньги!.. Если нужно, дам гранатомет!.. Кого хочешь убить?

– Президента, – сказал Хлопьянов.

– А сможешь? – Убью.

В зале появился хозяин ресторана. Наклонился к Акифу Сакитовичу и сказал:

– Сюрприз готов! Прикажите прислать?

– Присылай! – хлопнул в ладоши Акиф Сакитович.

Хозяин-грузин качнул на волосатой груди золотой цепью и тоже хлопнул в ладоши.

Вдали, в туманных зеркалах, возникла фигура. Медленно приближалась, увеличивалась, наполнялась плотью, жестами, мимикой. В ресторанный зал, в духоту, в блеск хрусталя, в пестроту красных пятен на скатерти вошел Сталин. Рука – за борт кителя. Седые усы. Грозно-веселые глаза. Приблизился к столу, поднял приготовленный бокал с вином. Посмотрел сквозь него на свет и с легким грузинским акцентом произнес:

– Дорогие товарищи, этот тост я хотел бы поднять за великий русский народ!..

И все присутствующие встали. И банкир-кавказец, и еврей-ювелир, и «русский купец», и дама с дышащей грудью, и Хлопьянов. Слушали стоя знаменитый сталинский тост.

Решение на теракт было принято. Оружие возмездия – ручной гранатомет одноразового действия с визуальным прицелом, – было обеспечено. Литая тяжесть трубы, снаряженной коммулятивной гранатой, тонкий запах лаков и смазок, серо-зеленый цвет с черными литерами маркировки, – все было знакомо и зримо. Ожидая, когда доставят оружие, Хлопьянов мысленно поднимал на плечо заряженный взрывчаткой цилиндр, ощупывал пальцами пластмассовые элементы, спусковой крючок.

Припадал напряженным глазом к прицелу, захватив размытый вихрь приближавшихся лакированных лимузинов, фиолетовые сигналы, воспаленные при свете солнца, зажженные фары. Пускал навстречу дымную клубящуюся трассу. Превращал кортеж в рыжий огненный взрыв.

Он носил в себе это зрелище, как женщина носит плат. Взращивал его и лелеял.

Оставалось исследовать цель. Изучить маршрут движения. Выбрать по маршруту позицию, с которой безошибочно и точно он поразит лимузин президента.

Он отправился на рекогносцировку на Успенское шоссе, по которому каждое утро из загородной резиденции выезжал кортеж. Садился на автобус и катил по летним подмосковным соснякам, по узкому синему асфальту, приглядываясь к чистеньким деревенькам, к высоким глухим заборам правительственных дач, к постам ГАИ, где, облаченная в милицейскую форму, располагалась президентская охрана. Сходил, забредая в маленькие магазинчики, покупая какую-нибудь снедь, пластмассовый флакон с пепси-колой. Садился на скамейку, закусывая, наблюдая за трассой, по которой проносились лощеные иномарки, черные правительственные машины, патрульные автомобили с мигалками.

Он двигался вдоль обочины, пропуская лакированные, на вымытых шинах автомобили. Забредал в близкие солнечные сосны, ступая по блестящей сухой подстилке, наклоняясь за упавшей шишкой, за голубым цветком гераньки. И повсюду, в деревеньках, на крылечках магазинов, в солнечных сосняках он был под наблюдением. Встречался с неприметными молодыми людьми, возникавшими как бы случайно – то со спортивными сумками, то с грибными корзинками, то прилегшими на солнечной полянке, то бегущими трусцой по тропинкам параллельно с дорогой. Трасса охранялась, была под контролем, переговаривалась, переглядывалась, передавала его, Хлопьянова, от поселка к поселку, от перекрестка к перекрестку, от сосны к сосне.

Участок вдоль Успенского шоссе был непригоден для проведения теракта. Среди прозрачных сосняков, людных деревушек, на виду у постов не оборудуешь позицию для удара, не укроешься в ячейке, не пронесешь и не спрячешь гранатомет.

Он стал исследовать другие участки правительственной трассы, от Рублевки до Кутузовского проспекта. Ходил в толпе по жарким тротуарам, простаивал среди торговых киосков, заглядывал во дворы, подворотни. Сидел, щурясь на солнце, прикидываясь дремлющим среди бомжей, пьяниц, цыганских гадалок, вдыхая запах дыма, несвежих одежд, гниющих фруктов, слушая ругань, мат, несвязные бормотания, стараясь расслышать среди них звук опасности, позывные рации, переговорные коды, различить замаскированного агента охраны.