Жара - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Степанычев cтр.№ 69

— Еще дернешься, сломаю шею, — доверительно по-английски сообщил Гарольду Веклемишев и легонько нажал на болевую точку над ключицей. — Если понял, кивни.

Подскочив на кровати от резкой боли, Никитин активно закивал, со страхом вглядываясь в темную маску.

— Сейчас мы уходим. Не пытайся привлечь к себе внимание. Охранник тебя не услышит, а с медсестрой я как-нибудь справлюсь. А после тебя накажу… сурово. Понял? Кивни.

Очередное болтание головой подтвердило, что клиент созрел для транспортировки. Беседовать с Никитиным в палате было не совсем разумно. Вряд ли разговор выйдет коротким и легким, да и придя в себя в знакомой обстановке, Гарольд мог повести себя неразумно: закричать, позвать на помощь.

А вот в незнакомом месте, да особенно если в условиях антисанитарии, язык развязывается куда как быстрее…

Веклемишев рывком поднял Никитина на ноги и, подхватив за ворот шелковой пижамы, толкнул к двери.

— Вести себя тихо, передвигаться на цыпочках, — сурово проинструктировал пленника Вадим и жестко ткнул в спину горлышком прихваченной бутылки виски. — Иначе пуля успокоит…

Он осторожно приоткрыл дверь и выглянул в полутемный коридор. Обстановка там почти не изменилась. Медсестра по-прежнему негромко напевала себе под нос что-то веселое, но уже не брякала металлом о стекло, а лишь шуршала бумагой.

Вадим подхватил Никитина под локоть и едва не поволок пленника, с трудом переставляющего ватные ноги, к выходу. Он не стал останавливаться перед комнатой медсестры и на скорости преодолел освещенный участок. Женщина стояла у стола вполоборота к открытой двери и заворачивала что-то в бумагу. Возможно, она уловила периферийным зрением движение в коридоре, потому что пение и шуршание бумаги прекратились. Однако, когда Вадим с Никитиным достигли лестничной площадки, процесс заворачивания и мелодичное мурлыканье возобновились.

А далее все было просто и споро: лестница, запасная дверь и марш-бросок по лужайке к ожидающему их такси. Бежали медленно, и Никитин часто спотыкался, потому что при выходе из клиники Веклемишев снял с себя и нахлобучил ему на голову маску, развернув прорези для глаз и рта на затылок.

То, что ему придется открыться перед бывшим подполковником, сомнений не являло, а вот Джонни и Дануну Гарольду лицезреть никакого резона не было.

Таксист Джонни с лета ухватил идею и в мелочах выполнил просьбу Веклемишева отвезти их туда, где нет людей, где потемнее, погрязнее и пострашнее. В дополнение к вышеперечисленным пожеланиям добавилась еще и ужасная вонь. Джонни доставил их в глухое, покинутое людьми поселение в паре десятков километров от города, где когда-то жила его бабушка. Полуразваленный хлев, в котором, по словам таксиста, бабуля держала пару козочек, по ощущениям Вадима долгие годы являлся пристанищем многочисленного стада вонючих козлов, в полной мере подходил для беседы с Никитиным. Хорошо, хоть козий навоз был сухим и не хлюпал под ногами, а только зловеще хрустел, навевая невеселые мысли о бренности всего живого.

Фонарь тонким лучиком едва разгонял темноту и давал минимум света, чтобы Вадим мог разглядеть лицо Никитина. Маску с головы Гарольда он снял, как и скотч, заклеивающий рот. Только руки были по-прежнему замотаны клейкой лентой, да еще шею плотно охватывал шнурок, закрепленный на жерди под потолком. Веклемишев не произнес ни слова, ни когда они ехали в машине, ни когда добрались до места. После того как он отклеил скотч от губ Никитина, пленник попытался кричать, призывая на помощь. Скоро разобравшись, что он занимается бестолковым делом, попробовал возмутиться, постращать Веклемишева всеми возможными карами со стороны как государственных, так и криминальных структур Йоханнесбурга и даже пообещать большие деньги за свое освобождение. Однако его мучитель, не обращая внимания на болтовню, деловито пристраивал на столбе фонарик, вязал на шею шнурок, крепил его на стреху, подставлял под ноги обнаруженный здесь же полуразбитый ящик… Голос Никитина звучал все более и более неуверенно, а вскоре он и вовсе замолчал, изредка подрагивая то ли от страха, то ли от прохладного ночного ветерка, насквозь пронизывающего стены ветхого сарайчика.

Закончив дела, Веклемишев обошел пленника, любуясь проведенными работами, и остановился, приблизившись лицом к лицу Гарольда.

— Ты, ишак трипперный, задумал меня как лоха развести? — зловеще спросил Вадим, не мигая глядя в глаза Никитину. — Меня, Викинга, офицера диверсионного спецподразделения?! Ты что, решил, что к тебе прислали крысу канцелярскую? Да у меня только огнестрелов семь штук и четыре контузии, а дырок в голове — вообще не пересчитать. Вздумал пургу гнать и меня черным беспредельщиком стращать? Да я подобных Мамба-Шак связками в дерьме топил, а уж об таких, как ты, после этого дерьма ноги вытирал.

Он разговаривал с Никитиным по-русски. Собственно, с тех пор как Гарольд разглядел, кто его похититель, сам первый перешел на родной язык.

— Я никого не собирался разводить, — потерянно произнес Никитин. — Здесь какая-то ошибка…

— Главная ошибка — это ты, гнида, — ласково сообщил ему Вадим и несильно ткнул Никитина пальцем в грудь, от чего тот на несколько секунд потерял способность дышать. — И я сейчас буду ее исправлять. Страсть не люблю художников, особенно тех, кто из боевых офицеров пытается придурков лепить.

— Но послушайте! — наконец задышал Никитин и с тревогой в голосе спросил: — Что вы от меня хотите?

— Я хочу, чтобы ты, сука помойная, помучился, — деловито сообщил ему Веклемишев.

— Но Ветлугин…

— Мне на Ветлугина, как и на тебя — с прибором положить, — отмахнулся Вадим. — С генералом у меня еще будет разговор за подставу, а тебя я для начала поджарю. А дальше посмотрю… Ты, ублюдок, никогда не видел, как кишки из живого человека на столб наматывают? Даже не представляешь, как это забавно.

Он вытащил из кармана зажигалку и зажег ее. Огонек осветил лицо Веклемишева, на котором он постарался изобразить крайне садистскую, по его понятиям, гримасу. Похоже, на Никитина мимическая игра произвела должное впечатление. Он уже не просто говорил, а тараторил:

— Извините, Вадим Александрович, если я вас расстроил. Или вас лучше называть Викингом?…

— Викингом! — рявкнул на него Веклемишев.

«Испуган, гад, до смерти, а все-таки запомнил мое прозвище, — мстительно подумал Вадим. — Ну, давай, колись дальше».

— Викинг, не надо меня поджаривать. Вы поймите, у меня молодая жена…

— А при чем тут твоя жена? Ты меня обидел, а не она. «Жена найдет себе другого, а мать сыночка — никогда…» Помнишь такую песню, эмигрант хренов?

— Помню, помню! Поймите, я не думал, что с Мадаевым выйдет такая накладка…

«О-па! Процесс пошел! Клиент начал колоться. Сейчас главное не показывать, что заинтересован в его показаниях, а играть дальше роль обиженного садиста», — мысленно возрадовался Веклемишев.