Жара - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Степанычев cтр.№ 47

Самым сложным в предстоящем задании было то, что Веклемишев, являясь вполне официальным лицом, представителем российского Национального антитеррористического комитета, следующим по служебным делам, в ЮАР мог пребывать лишь в статусе частного лица. Самая южная республика Африканского континента не имела договоренности с Россией о взаимной помощи по розыску преступников и не входила в систему НАКов. Это автоматически делало Вадима нелегалом в плане расследования деятельности Халифа в Южно-Африканской республике. Веклемишев имел информацию, что за частную детективную деятельность в некоторых странах можно угодить за решетку на длительный срок. Как с этим обстояло в ЮАР, еще предстояло узнать. Однако вряд ли правоохранительным органам в любом полушарии нравится, когда чужаки работают на их «земле».

Правда, Ветлугин не выкидывал Викинга в никуда. Генерал дал Веклемишеву адрес в Йоханнесбурге, по которому проживал некто Гарольд Никитин. Этот человек должен был оказать Вадиму посильную помощь. С фотографии, которую Ветлугин достал из сейфа, на него, приветливо улыбаясь, смотрел худощавый седой мужчина лет пятидесяти пяти. Рядом с Никитиным стояла маленькая, едва ему по плечо, женщина. Она выглядела намного старше своего спутника. Похожие черты лица не вызывали сомнений, что это мать и сын. Ветлугин подтвердил догадку Вадима, дополнительно сообщив, что Анастасия Александровна проживает вместе с сыном в Йоханнесбурге.

Хотя это к делу не относилось, Веклемишев все же обратил внимание на пейзаж за спинами матери и сына на фотографии. Как-то не вязались тонкие белые березки и окно с резными наличниками с африканскими реалиями. Генерал пояснил, что фотография сделана шесть лет назад, при последнем посещении Никитиным России. Он тогда приехал на родину, чтобы забрать с собой мать в ЮАР.

Гарольд Никитин являлся подполковником КГБ в отставке. С середины восьмидесятых годов он проходил службу в торговом представительстве Советского Союза в Южно-Африканской Республике. Прикрытие было не ахти какое, да и работа носила в целом формальный характер как в области торговли, так и по линии разведки. Торговый баланс между странами и в то время, и в нынешнее оставлял желать лучшего, ну а разведывательная деятельность представляла собой более обязательный характер, нежели несла реальную помощь стране.

Вместе с Союзом развалились торговые представительства, и Никитин, очутившись не у дел, вернулся в Москву. Но и здесь подполковник оказался никому не нужен. Ведомство реформировалось под вопли демократов о палачах НКВД, кадры сокращались вне зависимости от квалификации сотрудников, агентурные сети сдавались оптом и в розницу.

Осмотревшись, Никитин подал рапорт об увольнении из рядов по сокращению, который был немедленно принят. Крохотная пенсия давала возможность не умереть с голоду, но достойную жизнь не обеспечивала. Гарольд начал искать работу. Свое дело он открыть не решился, да и капиталов для этого не было. Клеймо профессии играло против него. Максимум, что Никитину предлагали, — должности в охранных фирмах. Он даже поработал около месяца в такой конторе заместителем директора. Платили неплохо, но отставному подполковнику скоро надоела постоянная суета с пьяными охранниками и порученная лично ему организация сопровождения «эскорта». Да и сами хозяева фирмы, бритоголовые распальцованные ребята в коже и золотых цепях, не пришлись по душе Никитину.

Поболтавшись еще с полгода в Москве, перебиваясь с хлеба на квас на свою пенсию и случайные заработки, Гарольд все чаще стал обращать взор и мысли на юг. За двенадцать лет работы в торговом представительстве южная республика на краю света Никитину стала если не роднее России, то, по крайней мере, понятнее. Он уезжал из одной страны, а вернулся в другую — жестокую и неуютную. Да, собственно, его почти ничего не держало на родине. Семьей обзавестись Никитин не успел, точнее, женился еще молодым, но скоро развелся, а на вторую попытку обустроить свою семейную жизнь так и не решился. Однокомнатная квартира в панельной пятиэтажке в Мневниках да мать в Коломне — вот и все, что связывало Гарольда с российскими просторами.

Решение пришло не спонтанно, Никитин не был авантюристом. Он просчитал все «за» и «против» и понял, что на родине у него мало шансов на достойную жизнь. А в Йоханнесбурге и Кейптауне у Герольда оставались знакомые и друзья, которые могли помочь ему в первое время и с работой, и с жильем. Например, с Херритом ван Дюрхемом, серьезным бизнесменом, чьи предки в числе первых пришли осваивать тот далекий край, Никитина связывали не только деловые, но и хорошие дружеские отношения. При прощании Херрит грустно посмотрел на друга и очень серьезно сказал:

— Харольд, если ты захочешь вернуться сюда, двери моего дома всегда открыты для тебя. И моя рука будет тебе опорой. Наши прапрадеды тоже тосковали о далекой родине, но для нас она уже здесь. Подумай, может случиться, что и для твоих детей эта земля станет родной.

Никитин тогда отделался шуткой, но слова эти в его памяти отложились крепко.

Вот только одного решения Гарольда покинуть родные пенаты и искать счастья в краю далеком для свершения задуманного было недостаточно. Несмотря на серьезные пертурбации на грани хаоса в ведомстве, где он имел честь служить, о нем не забыли. Служебный загранпаспорт Никитин сдал, уходя на пенсию, и первая попытка получить общегражданский документ закончилась неудачей. Ему пришел отказ в выдаче заграничного паспорта с лаконично-косноязычным разъяснением «в связи с неистечением срока подписки». Контора своих просто так не отпускала. Самого понятия «отставка» в этом ведомстве не было. Уходили не просто на пенсию, а увольнялись в резерв.

Гарольд прекрасно знал об этом, но надеялся, что проскочит в общей сумятице, которая в те годы захлестнула страну. Не проскочил. Хотя и страны, которой Никитин давал присягу, уже не существовало, и носителем совсекретных сведений он не являлся, и подписку, а точнее — клятвенное обещание о неразглашении гостайны при увольнении Гарольд давал, правила оставались прежними и незыблемыми. Не прошло даже минимума — пяти лет, в течение которых действовало табу на выезд для людей, имевших хотя бы косвенное отношение к государственным секретам. Кого-то могли выпустить за рубеж через десять или двадцать лет, но были и такие носители тайн особой важности, которые были пожизненно невыездными.

Никитин по роду своей деятельности тянул максимум на пятилетний «срок» отчуждения от заграницы, до окончания которого оставалось чуть более двух лет. Гарольд также понимал, что и по истечении этого времени его могут притормозить с выездом. Однако ставить крест на своей мечте Никитин не спешил. Он надеялся, что на любое правило есть исключение, и в столе совсем не самого главного начальника, а средней руки клерка в погонах лежит штамп «разрешаю», который может решить судьбу отставного подполковника КГБ.

Управление, где проходил службу Гарольд, расформировали, его бывшие начальники находились в том пресловутом резерве, то есть были не при делах. Единственным, к кому мог обратиться со своими проблемами Никитин, являлся Ветлугин, его однокашник по Высшей школе КГБ, с ним Гарольд не терял связи. Тот чудом не попал под сокращение и более того — продвинулся по службе, заняв генеральскую должность.