Штрафники Сталинграда. «За Волгой для нас земли нет!» - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Першанин cтр.№ 35

– Проведите беседы с личным составом.

– Уже провели, – доложил Ходырев. – Люди прощальные письма пишут, я тоже написал.

Воронков поспешил уйти и завернул к старшине. Тот окончательно испортил настроение. Брякнул на стол пару хороших сапог.

– Эх, забирай на память, Виктор Васильевич. Шапка новая нужна? Все одно пропадать. Хоть в могиле красивыми лежать будем.

Политрук понял, старшина успел хорошо выпить, и выговорил ему. Глухов в ответ прижимал ладони к груди:

– На смерть ведь идем, Витюша, мой дорогой. Ну, как же не выпить? А дело я свое знаю, два взвода уже одел-обул, сейчас третий одевать буду.

Не менее встревожены были арестанты Персюк и Кутузов. Персюков ходил взад-вперед, прикидывал, решал. Кутузов мял вечно больные застуженные еще в лагере уши и размышлял, можно ли уклониться от боя, сославшись на глухоту.

– Чего ты ерунду мелешь! – крикнул Персюков. – Какие уши? Руки-ноги целые, винтовку держать можешь, значит, пошел сражаться. За родину!

Сказав последние слова, Персюк неподдельно скривился. Неужели есть такие идиоты, которые готовы ради каких-то идеалов поставить на кон свою жизнь. Он рвался на фронт с единственной целью – сбежать. Воевать не собирался, считая никчемным занятием рисковать ради пустых слов. Персюкова тревожило, что двое суток к ним никто не подходит, не иначе готовят какую-то пакость.

Приходила мысль сбежать с гауптвахты, но это оказалось не простым делом. Если раньше немногочисленных арестантов охраняли кое-как, то в последние дни Елхов словно сорвался с цепи. Лично обходил посты и обещал часовым веселую жизнь, если они что-то проморгают.

– Эй, Шило, – позвал он одного из часовых. – Что, вся рота уезжает?

– Похоже на то. Писари с документами вроде остаются, а остальных в Сталинград.

– Если побегу, стрелять будешь?

Шиленков опасался авторитетного уголовника, но еще больше боялся Елхова. Подумав, он дипломатично ответил:

– Не надо бежать. Капитан сердитый, лучше его не злить.

Кутузов, по давней лагерной привычке, имел при себе заточку, сделанную из металлического штыря. Он без колебаний пускал ее в ход и мог по команде Персюка легко убить часового. Тимофей Персюков шел на мокрые дела с оглядкой, но сейчас не видел иного выхода. Кутузов в ответ согласно кивнул и попробовал на палец отточенное блестящее острие. Шиленков, не чуя опасности, доверчиво приблизился, отвечал на вопросы вора, но в этот момент прибежал Ходырев:

– Персюкова к особисту! – крикнул он.

Повели. Уголовник пытался заговорить по дороге с сержантом, тот отмалчивался. Когда Персюк схватил его за плечо, Борис отпрыгнул и поднял винтовку. В глазах парня сквозила ненависть, палец лежал на спусковом крючке. Персюк видел, тот готов выстрелить и борется с собой.

– Тихо, тихо, – забормотал Персюков, показывая пустые ладони.

У Стрижака имелась своя информация. Он с порога спросил уголовника:

– Бежать собрался?

Персюк видел, на столе нет никаких бумаг. Особист не собирался проводить расследование, за его спиной нетерпеливо перетаптывался помощник. Тимофей вспомнил рассказы о смерти Марчи, которого застрелили походя, просто так и бросили в скотомогильник. Молчание затягивалось, помощник проявлял нетерпение, у Стрижака дернулись мышцы на скуле.

– Товарищ майор, только время теряем, – сказал помощник. – Вывести его, и все дела.

Персюк понял, что просто слова его не спасут. Надо говорить по делу.

– Собирался, – кивнул он, – но не сбежал.

– Почему?

– Страшно было. Поймают.

– На передовой тоже подохнешь, – равнодушно сказал особист. – Какая разница?

– Там хоть какой-то шанс. Один из десяти. Мало, но играть можно.

– Один из ста, – уточнил Стрижак. – Шагай во взвод и без фокусов.

За то время, пока рота стояла на пополнении, многие обзавелись подругами. Большинство женщин буквально за час, непонятно откуда, узнали об отправке. Они облепили забор, тревожно переговаривались и ждали. Елхову пришлось дать полчаса на прощание. Старшину Глухова провожала Зина с подругой Таней. Причем Таня не обращала внимания на своего кавалера Аркадия Сомова, а обнимала старшину. Тот сумел задурить головы обеим женщинам.

– Береги себя, Проша, – просили они.

Вора Надыма, который последнее время ушел в тень, провожала толстуха с двумя детьми. Женщина ревела, Надым нервничал и повторял:

– Хватит, идите домой.

Уголовники над ним посмеивались:

– Ну и плюху нашел.

Надым оттолкнул женщину и пошел к казарме. Непонятно, что чувствовал этот человек. Неписаный закон запрещал настоящим ворам иметь семьи. Женщин полагалось презирать, использовать, как вещь, а затем выкидывать. Надым с его возможностями мог бы найти кого приличнее, но он привязался именно к толстухе и ее детям. У двери казармы обернулся и крикнул:

– Я вернусь.

Скрытного Воронкова провожала высокая стройная девушка. Судя по всему, политрук много чего ей наобещал, а сейчас тяготился непрошеным визитом. Он тоже уговаривал девушку идти домой и врал, что напишет ей. Виктор Васильевич легко рвал такие отношения, подруга ему надоела, и он опасался лишь одного, чтобы она не забеременела. Повторного скандала, как это случилось со связисткой, он боялся. Воронкову снова пообещали должность в политотделе, и ненужные хвосты были ни к чему.

Борис Ходырев прощался с Катей. Оба не находили нужных слов и молча держали друг друга за руки. Время бежало быстро, когда осталась минута или две, они заговорили, перебивая друг друга.

– Катька, дождись. Я на тебе женюсь, ей-богу.

– Боречка, береги себя, не лезь куда попало.

– Ты скажи, согласна?

– Мама носки и рыбу сушеную передала. Возьми.

– Мои родители не против будут, а по весне…

Никита, брат Кати, вмешался в бестолковый разговор, сунул Борису сверток и заверил:

– Я тут присмотрю, не сомневайся.

Катя наконец заплакала и несколько раз поцеловала жениха в щеки. Подвыпивший Никита неожиданно ляпнул:

– Эх, надо было тебе Катьке дитя заделать, тогда никуда бы не делась.

– Еще успеем, – вытирала слезы Катя, а Ходырева уже тащил за рукав лейтенант Маневич.

Рота срочно грузилась в машины. Бойцов 2-й штрафной роты провожали не только женщины, но и диковинный оркестр, собранный по инициативе капитана Елхова. Состоял он из огромной медной трубы – геликона, баяна и обычного горна, которым играют сбор и дают команды на подъем-отбой.

Способный музыкант Гриша Сечка, раздувая щеки, выводил на горне красивую мелодию марша «Прощание славянки». Баянист фальшивил, гармонь ревела не в такт, но получалось от души. Геликон также старался и притоптывал в такт облепленным грязью ботинком. Получалось до того трогательно, что женщины не выдержали и заплакали. Как обычно выпивший Сечка заливался на горне еще пронзительнее, не обращая внимания на сильный ветер и брызги осеннего дождя.