Поругание прекрасной страны - читать онлайн книгу. Автор: Александр Корделл cтр.№ 38

Она закрыла лицо руками.

— Ну хорошо, хорошо, — сказал я. — Лондон так Лондон, как знаешь, но только этому надо положить конец.

Когда я спускался по лестнице, в заднюю дверь кто-то постучал.

— Вот приятная неожиданность! — услышал я голос матери. — Дафид Филлипс пришел в гости. Морфид, Морфид!

Я остановился внизу и заглянул в дверь кухни. Вид у него был цветущий и преуспевающий — нос уже не сизый, как зимой, а обычного цвета, разодет щеголем, и в обеих петлицах по цветку.

— Я пришел засвидетельствовать Морфид свое почтение, миссис Мортимер, — говорит он. — В такое печальное для нее время ей может понадобиться друг.

«Так-то оно так, — подумал я, — да ты малость опоздал». И я оказался прав.

Морфид и словом никому не обмолвилась о своей беде, кроме меня, а я был нем как могила, но соседи — мастера угадывать такие вещи. И удивительно, как часто они угадывают правильно.

Грязные языки заработали вовсю. Молва пошла гулять по поселку, выходя пьяной отрыжкой, пузырясь в кружках пива, раздевая мужчину и обесчещивая женщину. А после посещения Дафида сплетники уже совсем взбесились.

— И как только Томос Трахерн терпит это — сам же выгнал в горы Датил Дженкинс и Гвенни Льюис!

А ведь ни один не знал наверное, что Морфид беременна.

— Где только у Дафида голова, сколько лет уж играет вторую скрипку при этом англичанине.

А когда разговоры дошли до ирландцев, они заявили, что давно этого ожидали. Приказчик Мервин Джонс нашептывал об этом покупателям в заводской лавке, улыбаясь своей сахарной улыбкой и под шумок недовешивая товар.

Дафид Филлипс пришел снова и снова. Они с Морфид ходили гулять, не замечая назойливых взглядов, а Томос Трахерн если что-нибудь и знал, то не подавал виду. Я больше не мог этого выносить. В воскресенье, когда Эдвина уехала со Снеллом в Абергавенни, мать с отцом и Джетро отправились на молитвенное собрание, а Морфид одевалась, чтобы пойти с Дафидом в молельню, я вошел к ней, не постучавшись, и спросил:

— Морфид, что происходит?

— Он знает, — ответила она, завязывая ленты.

— Ты сказала Дафиду про ребенка?

— Он хочет жениться на мне.

— С ума он сошел, что ли?

Морфид обернулась и опустила руки.

— Слушай, — сказала она. — Мне это все равно. Я ношу ребенка Ричарда, и я не хочу, чтобы он был незаконнорожденным. Я была Ричарду женой не раз и не два, а сто и больше, и он это знает и все-таки хочет на мне жениться. Для ребенка будет лучше, если я выйду за Дафида, и для нашего отца тоже.

— Ты об этом пожалеешь, — сказал я.

— Конечно, — ответила она, — но я думаю не о себе.

— И не о Дафиде, — зло сказал я. — Ничего хорошего из этого не выйдет, помяни мое слово, Морфид. Такой брак может стать адом.

— Дафид так хочет, а остальное не имеет значения. Чтобы брак стал адом, надо, чтобы муж с женой ненавидели друг друга, а я отплачу ему за добро добром: буду с ним ласкова, буду стряпать ему и содержать дом в чистоте и буду ему хорошей женой.

— И все это время будешь любить Ричарда.

Морфид вздохнула.

— Да уж слишком много все толкуют о любви. Будь я мужчиной, я бы женилась на беременной девушке, если бы мне так хотелось. Но вздумай она гулять после замужества, я бы убила ее.

— Можно и так рассуждать, — возразил я. — А если подумать хорошенько, то можно и по-другому. Один месяц, два, скажем, все будет ничего. А дотом Дафид начнет тебя поедом есть за то, что ты с ним сделала, и возненавидит и тебя и твоего ребенка.

— Ну и ладно, — ответила она. — Ты свое сказал, а теперь проваливай.

После этого все произошло очень быстро.

Кто-то разбил челюсть шестипудовому здоровяку Гарри Остлеру и усадил беднягу у стены его собственного дома.

У Гарри был длинный язык, и он был не дурак выпить.

— Кто-то Гарри Остлера отделал: челюсть разбита, глаза не открываются, — сообщил я отцу.

Мы выдалбливали в сарае новое корыто для Дай.

— Скажи, какая жалость, — отозвался он, разглядывая молоток.

— Все ломают голову, чьих это рук дело?

— Да что ты говоришь?

— Да. Говорят, на него ночью напало трое.

Молоток этот, видно, его очень интересовал.

— Покажи мне руки, Йестин, — сказал отец, поднимая на меня глаза. Я протянул ему руки. Он повернул их ладонями вниз и стукнул меня по костяшкам.

— Стыдись, что они у тебя целы и невредимы. Ты видал, что взрослые пишут на стенах?

— Да, — сказал я, глядя в землю.

— Об одной из твоих сестер?

Я кивнул.

— Тогда чего ж ты бережешь руки и заставляешь меня тратить время на всяких Гарри Остлеров? С такими, как он, следовало бы разделываться тебе.

Он отошел к двери сарая, закрыл лицо руками и сказал глухим голосом:

— Вы друзья с Морфид, Йестин. Скажи мне без утайки, это правда?

Я молчал.

Он круто повернулся; его лицо побелело от ярости, хлестнувшей меня, как кнут.

— Правду, Йестин, или я тебя изувечу! Я, отец, узнаю последним!

— Ну да, если хочешь знать правду, она беременна! — выкрикнул я. — От Беннета, и сколько бы ваши дьяконы ни вопили, этого не изменишь. И даже если ее отлучат от молельни и выгонят из дому, она все равно будет беременна.

Он стоял неподвижно, как изваяние, закрыв глаза и опустив стиснутые кулаки.

— Она любила его, — сказал я.

— Уйди отсюда, Йестин.

Я прошел мимо него к двери.

— Отец, — сказал я, — они любили друг друга великой и прекрасной любовью. Обыщи хоть целый свет…

— Уходи, — повторил он.

И я ушел на кухню и там, стоя около рукомойника, слушал его рыдания.

У Морфид было совсем другое настроение.

Я сразу же пошел к ней в комнату, чтобы предупредить ее, — ярость отца меня напугала.

Она стояла на коленях в корсете, привязав его шнур к спинке кровати, и силилась затянуть его, упираясь в пол ногами и руками, как кобыла, запряженная в тяжелый воз.

Картина была такая, что дух захватывало, — длинные стройные ноги и высокая белая грудь над подоткнутой к поясу нижней юбкой.

— Ради Бога, — проговорила она, — еще два дюйма, и ни одна душа в приходе не догадается.

— Что это ты затеяла? — спросил я, вытаращив глаза.

— Примеряю подвенечное платье. Раз уж пришел, помоги-ка. Упрись спиной в кровать, а ногой мне в спину — нажмем вместе.