Хорошенькая секретарша вошла с подносом, на котором стояли кофейник, две чашки, сахар и сливки.
— Отлично, Биттен. Ты просто ангел, — сказал Мёглер и посмотрел на нее так, как будто хотел сказать что-то другое. — Спасибо, на сегодня все.
— Хорошо, доктор Мёглер, — ответила молоденькая Биттен и выскользнула, бросив на посетителя такой взгляд, что у Валманна возникло неприятное ощущение, что он отрывает главного врача от очень важных дел.
— Я читал в газетах о том, что случилось с ее родителями. — Главврач откинулся на стуле, держа чашку кончиками пальцев. — Было о чем поразмышлять… — Закрыв глаза, он вдохнул аромат кофе. — Но я думаю, что Ханне не могла иметь к этому никакого отношения. Разумеется!.. — Он открыл глаза и уставился на Валманна, который как раз наливал себе кофе. Взгляд был настолько пристальным, что тот невольно пролил несколько капель на блюдце. — Разумеется, она делала резкие и даже гротескные выпады против родителей, когда у нее случались… ну, скажем, приступы агрессии. Однако, судя по тому, что писали газеты о происшедшем на вилле, я не вижу никакой связи с патологической динамикой Ханне Хаммерсенг. А если бы случилось так, что она прекратила принимать лекарства и закусила удила, скажем так, то она бы не удовлетворилась, сделав один выстрел из ружья и столкнув кого-то с лестницы. Она бы разрезала их на куски! — Он хихикнул, довольный своим хитроумным заключением, поднес чашку ко рту и отхлебнул. — Да-а! Уж одного-то я действительно добился за шесть лет пребывания в этом отделении — кофе стал намного лучше! А вы как считаете… Валманн?
Валманну ничего не оставалось, как согласиться. Кофе был вполне обычным. Однако в столовой полицейского управлении и такой кофе можно было получить далеко не всегда.
42
После визита Трульсена Анита Хетт чувствовала себя отвратительно. Она с трудом заставила себя сосредоточиться на его сообщении о том, что они теперь, когда сюда наконец-то приехал брат погибшего, должны прямо завтра, в его присутствии, просмотреть все документы, которые хранятся у адвокатов Финка и Норденхагена — видимо, завещание, ценные бумаги и прочее, — и завершить это дело. Дело, которое ему представлялось совершенно ясным с самого начала, — самоубийство, а затем несчастный случай. Все иные объяснения — спекуляция чистейшей воды. Мистификация. Затуманивание ясных и неопровержимых фактов, обнаружившихся в ходе следствия, которые «отдельные сотрудники полиции» с большими затратами времени и ресурсов пытались использовать для выдвижения своих версий. Разве она с этим не согласна?
Трульсен стоял перед ней, как будто хотел потребовать заявления о безусловном доверии, отказа от проявления любого интереса к упрямым утверждениям того же Юнфинна Валманна о том, что незамеченными оказались многие следы, и нерасследованными отдельные нити, и непродуманными отдельные версии…
Анита вспомнила приступы ярости Клауса Хаммерсенга на экране своего ноутбука. Его явную ненависть к отцу. Его явный интерес к ходу следствия. Разве он не мог обогатить следствие своими признаниями? Если бы только ей позволили отследить его. Иными словами, если бы руководство было заинтересовано в том, чтобы задавать вопросы, а не заминать дело. Если бы она сказала Трульсену, что начала собственное расследование, используя Интернет! Ведь, в принципе возможно отследить отправителя в чатовом пространстве, но для этого требуются специальные знания и разрешение Инспекции по информации. А если пойти этим путем, то тогда нет смысла присягать святому принципу неприкосновенности личной жизни.
Что касается Трульсена, то его заботило совершенно другое.
— Они еще не похоронены! — воскликнул он с неподдельным негодованием. — Супружеская чета такого уровня, и вот проходят недели, а они никак не могут получить христианского погребения. — Теперь он призывал религию в поддержку своей версии.
— Ты упомянул завещание. — Анита попыталась вернуть его к конкретным вопросам; а это было нелегко. — Есть оно или нет, нам все же надо попытаться найти наследников.
— Ты имеешь в виду детей? Детей Хаммерсенгов? Разве твой дружок Валманн уже не превысил свои полномочия, чтобы отследить их? И разве эти попытки не провалились и не завели нас в тупик? Бессмысленная трата ресурсов. Разве не пора сказать, что этот путь уже пройден? К чертовой матери!
Трульсен редко ругался. Это выражение было для него слишком крепким. Он сделал явное усилие, чтобы успокоиться.
— Я, собственно, пришел сюда затем, — продолжал он уже более спокойным тоном, — чтобы спросить, сможешь ли ты быть в адвокатской конторе завтра в десять утра и присутствовать при оглашении завещания или каких-то иных документов? Мы просмотрим эти чертовы бумаги, передадим все его брату и раз навсегда подведем черту под этим проклятым делом!
— У меня сегодня дежурство допоздна, — ответила Анита. — Я буду завтра на работе не раньше двенадцати.
— Отпросись, — раздраженно ответил Трульсен. — Иди домой сейчас. Я обеспечу замену. Все будет в порядке. Я хочу, чтобы там была именно ты, а не Рюстен. Я ему тоже не очень-то доверяю. Этим ребятам просто нравится создавать проблемы! — Он недоверчиво покачал головой.
Трульсен предпочитал прямые линии. У него было чисто бюрократическое пристрастие к ясным определениям и четким понятиям. Ему надо было бы работать картографом, подумала Анита. Рассматривать все с одинаковой перспективы, сохранять определенную дистанцию и сводить все неровности и темные пятна к кривым линиям и штрихам на бумаге. Расстояние. Масштаб. Тонкие линии…
Ее вовсе не радовала перспектива быть доверенным лицом Трульсена.
Юнфинн сказал, что собирается домой, мимоходом забежав в ее офис. Но когда она пришла домой, его машины в гараже не было, да и следов его пребывания в доме тоже. Это в общем-то было неплохо. В коридоре он пробормотал, так чтобы она одна это слышала, что «нашел» Ханне Хаммерсенг, и эта новость жалила ее, как пчела, пока она пыталась делать хорошую мину в ответ на тираду Трульсена.
Итак, он «нашел» Ханне.
А ведь она «нашла» Клауса.
Или по крайней мере, была на пути к этому. И если они сейчас предъявят детей Хаммерсенгов, то действительно появится шанс раскрыть это несчастное дело. Или во всяком случае, приблизиться к решению загадки.
Анита сразу же села за ноутбук и вызвала Клауса Хаммерсенга, набрав позывной «Шопен». Только бы он был на месте и принял ее вызов, где бы он ни находился…
Прошло несколько минут. Ничего не происходило. От волнения она постукивала пальцами по столу. Она умирала от нетерпения и напряжения и вскоре повторила свой вызов:
«Шопен, объявись. Это очень важно!»
Она уже совсем потеряла надежду на то, что на экране что-то появится. Ее вдруг разобрал голод, и она вспомнила, что ничего не ела после ланча. Она встала и прошла на кухню. В холодильнике было пусто.
Так я и знала! Черт возьми!
Она намазала плавленый сыр с ветчиной на хрустящий хлебец и вернулась к компьютеру. Там по-прежнему было пусто.