Французский сезон Катеньки Арсаньевой - читать онлайн книгу. Автор: Александр Арсаньев cтр.№ 48

Признавая, что православная церковь и без пророческих собраний доставляет средство к дарованию верным Духа Св., Татаринова тем не менее не отрицала пользы и возможности пророческого слова.

Дар пророческий, говорила она, возбуждался не кружением тела, а верой в Евангелие и в пророческое слово; радение же или кружение тела служило к умерщвлению строптивой природы, которая противится благодатному действию на внутреннего человека. Татаринова утверждала, что в их собраниях действительно происходило явление Св. Духа во плоти, т. е. через человека слышалось слово жизни тому, кто с чистым сердцем желал его слышать. Слово это обновляло человека точно так же, как и св. таинства церкви, установленные Спасителем.

Только в 1847 году, когда Татаринова дала безусловное письменное обязательство оказывать искреннее повиновение православной церкви, не входить ни в какие не благословенные церковью общества, не распространять ни явно, ни тайно своих прежних заблуждений и не исполнять никаких особенных обрядов, под опасением строжайшего взыскания по законам, император Николай I разрешил Татариновой жительствовать в г. Кашине вне монастыря, но с учреждением над нею секретного полицейского надзора. Через год (14 июля 1848 года) ей было разрешено жить в Москве, без права приезда в Петербург.

Вот ведь несносный Дюма, стоило ему вновь появиться на страницах романа, как глава буквально распухла на глазах и своими размерами вполне может составить ему конкуренцию.

Но думаю, что тот кусочек истории, что благодаря этому человеку стал ее основным содержанием, у читателя не вызвал чрезмерной скуки, тем более, что у него была возможность сравнить описанные в ней события с пережитым мною лично.

И тем не менее следующая двадцать четвертая глава – обещаю – будет не только последней в этой книге, но и значительно короче бесконечной двадцать третьей. Потому что в отличие от Дюма я не считаю толщину книги ее главным достоинством. По мне значительно важнее соразмерность ее содержания и объема.

В этой небольшой заключительной главе я объясню все те происшествия, которые описала, но не смогла объяснить раньше, частью мы с Петром Анатольевичем сами до всего этого додумались, остальные недостающие нам факты я почерпнула из воспоминаний Павла Игнатьевича. В последние годы жизни он стал чрезвычайно словоохотлив, и с удовольствием вспоминал наиболее славные страницы своей героической деятельности на ниве… ну, и так далее…

Думаю самые догадливые из читателей уже поняли, что не последнюю роль во всей этой истории сыграл господин Шамаев. Тот самый новый доктор, который в течение двух недель исполнял обязанности убитого им Карла Ивановича.

С давних времен поклонник, последователь и активный участник Татариновских радений, он был в секте кем-то вроде заместителя Татариновой, а в Саратове – Лобановой по различным зельям и препаратам. И достиг в этом определенных успехов. Он досконально изучил восточную медицину, в частности – тот ее раздел, что посвящен травам и приготовленным на их основе ядам. И достиг на этом поприще немалых успехов.

Именно с его помощью Костя Лобанов был приведен в состояние глубокого летаргического сна, которое от настоящей смерти сможет отличить не всякий специалист. Поэтому как это ни страшно, но Константин действительно сгорел заживо, хотя, скорее всего, ничего при этом не чувствовал. Препарат, что ввел ему во время вечерней беседы Шамаев, превращает человека в бесчувственный неподвижный предмет, и с древних времен использовался восточными и африканскими колдунами и шаманами.

Чем же так насолил своей родственнице ее замечательный племянник? История весьма печальная. Приехав в Саратов, молодой человек действительно влюбляется в Ирочку Вербицкую, даже не догадываясь, что все ее семейство давно и накрепко связало свою жизнь с преемницей Татариновой.

Именно так. В радениях участвовали и сам господин Вербицкий, и его жена, и обе (как это ни страшно прозвучит) дочери, с малолетства – совершенно наравне со взрослыми. Вербицкие, узнав о чувстве молодого Лобанова, решают убить двух зайцев – привлечь в секту еще одного адепта, и тем самым уберечь свою старшую дочь от постыдного по их мнению человеческого брака. Они, как и все остальные участники радений, его не признавали, впрочем, я об этом уже писала в предыдущей главе.

Вербицкие были почти уверены в успехе, тем более, что Константин находился в действительном, хоть и весьма далеком, как выяснилось теперь, родстве с их «Богородицей». Но романтически настроенный молодой человек, до поры воспринимавший их учение с восторгом, как и многие весьма неглупые и искренне верующие люди, пока дело не коснулось практики. После первого же радения в его собственном доме, он буквально чуть не сошел с ума, увидев свою возлюбленную…

Я не желаю живописать всех этих подробностей. Обладая воображением, вы легко можете представить себе, что именно мог увидеть там Константин.

С этого вечера молодой человек взбунтовался. Он искал встреч со своей возлюбленной наедине – то уговаривая ее бежать с ним в Америку, то склоняя покаяться и уйти в монастырь, разумеется не тот, в котором она и без того частенько бывала с раннего детства. Решение убить его у Лобановой возникло тогда, когда доведенный до отчаяния Константин пригрозил Ирочкиным родителям разоблачением.

Вот тогда-то к нему и посылают «доктора». Остальное, как говорится, – дело техники, недостатка в которой у Шамаева не было.

Теперь, зная основные события, вам нетрудно будет истолковать и все остальные описанные мною странности.

Такие, например, как загадочная для непосвященного надпись на венке, это ритуальная формула, которая использовалась на похоронах каждого действительного члена секты. А ведь Костя был «посвящен» по полному обряду, с чем так и не смог смириться, и благодаря чему в конце концов и погиб.

Понятным становится и та секретность и таинственность, с которой его тело было предано земле. На похоронах в соответствии с обрядом присутствовали первые лица секты, а им ни к чему было афишировать свое знакомство с покойным, да и между собой. При всей разветвленности секты в губернии, памятуя о судьбе своей предшественницы, госпожа Лобанова сумела обеспечить ей такую секретность, так поднаторела в конспирации, что еще долгие годы могла не опасаться какой бы то ни было огласки, вовлекая в свои ряды все новых и новых адептов.

Особого разговора заслуживает настоятельница монастыря. До того, как ей на исправление и покаяние прислали Лобанову, эта фанатически религиозная женщина, существуя в лоне православной традиции, не испытывала никаких сомнений в правильности своего выбора. Но сестра Манефа, несомненно обладала исключительными способностями и даром убеждения. День за днем искушая и убеждая эту уже немолодую и далеко не наивную женщину, она в конце концов сумела не только убедить ей в собственной божественности, но и полностью себе подчинить. А после этого понемногу перестроила и жизнь всего монастыря.

Таким образом эта святая обитель постепенно превратилась в главный центр радений, или как вам угодно будет их назвать. По мне – так хоть шабашами. Тем более, что я не вижу между ними большой разницы.