Без срока давности - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Бобренев cтр.№ 98

Г. Могилевский.

Владимирская тюрьма МВД СССР 21 апреля 1953 года».

В нетерпеливом ожидании Могилевский вскакивал от малейшего скрипа дверей тюремной камеры. Внутренний голос предсказывал ему какие-то серьезные перемены. И он не обманулся. Последнее обращение наконец-то попало в цель. Григория Моисеевича вдруг переводят из Владимирского централа обратно в московскую Бутырскую тюрьму. Это явилось для тюремного сидельца хорошим знаком. Уж теперь-то действительно в его жизни произойдет самое заветное — он вот-вот обретет свободу!

Целый поток самых радужных мыслей закружился в воспаленном мозгу осужденного. Он ничуть не сомневался в том, что хуже того, что уже случилось, произойти не может. В общем-то странствующий узник, наверное, был прав в своих умозаключениях. Но не во всем.

Суетливость, спешка, необдуманность… Скольких людей подводили они в самых благоприятных ситуациях. Помалкивал бы Могилевский, не напоминал бы никому о своем существовании, и, можно не сомневаться, к осени 1953 года он действительно обрел бы долгожданную свободу. «Дело врачей» рассыпалось, арестантов освободили, и теперь начальник лаборатории «X» со всеми ее ядами никому был не нужен и никого не интересовал. Уже пошел по нарастающей поток амнистированных, освобожденных от дальнейшего отбытия наказания. Григорию Моисеевичу притихнуть бы, не торопить события. Но сознание того, что кого-то уже выпускают, а до него почему-то никак не доходит очередь, не Давало покоя.

Могилевский снова заявляет о себе во весь голос, привлекая внимание к своей персоне. Только совершенно не с той стороны, на какую делал ставку. Единственным, может быть, утешением в оставшейся жизни ему отныне будет ощущение того, что он, в общем-то никому не известный полковник медицинской службы, станет почти исторической фигурой.

Недавний заложник рюминской идеи отравительства в который раз обращается все к тому же «товарищу Берии»:

«Я, Могилевский Григорий Моисеевич, был мобилизован ЦК ВКП(б) в августе 1938 года из Института экспериментальной медицины (ВИЭМ), где я был заведующим токсикологической лабораторией, в органы государственной безопасности на работу по организации специальной токсикологической лаборатории (отравляющих и наркотических веществ).

У меня есть предложения по использованию некоторых новых веществ: как ряда снотворного, так и смертоносного действия — в осуществление этой вполне правильной Вашей установки, данной мне, что наша техника применения наших средств в пищевых продуктах и напитках устарела и что необходимо искать новые пути воздействия через вдыхаемый воздух.

Все эти неосуществившиеся работы я готов передать в любое время по Вашему указанию.

Г. Могилевский.

Москва. 17 июля 1953 года».

Не высунься Могилевский на этот раз, никто в Москве о нем больше не вспомнил бы. Наверняка попал бы под амнистию 1953 года, по которой на свободу выбрались сотни тысяч уголовников. А вот политическим, разбросанным по лагерям по 58-й статье, предстояло еще просидеть года три-четыре, а кому и побольше — до начала массовой кампании по разоблачению культа личности и его последствий. Статьи же Могилевского никогда не считались серьезным грехом. И в тот год, и при всех последующих амнистиях в первых колоннах на волю выходили подобные Могилевскому — впереди воров, насильников и убийц. На воинские должностные статьи о нарушениях всяческих ведомственных инструкций вообще смотрели сквозь пальцы: у кого их не бывает?

Кто бы мог подумать, что всесильный Лаврентий Берия сам окажется на тюремных нарах…

Да, не зря говорят, судьба играет человеком…

Разве мог предположить опальный доктор, как отразится содержание его письма к Берии не только на собственной судьбе, но и на судьбах могущественнейших в его представлении людей, перед которыми трепетал весь народ огромной, многомиллионной страны?

Что бы там ни было, но факт остается фактом: последнее письмо попало в руки старшего следователя следственной части по особо важным делам майора Молчанова. Тот, едва прочитав первые же строчки, немедленно доложил о письме своему начальству официальным рапортом:

«В связи с разбором поданной Могилевским жалобы о пересмотре его дела вскрылись новые обстоятельства, из которых видно, что им в 1938 году по указанию Берии была создана совершенно секретная лаборатория, которая занималась изготовлением различных отравляющих веществ. Кроме того, по заданию Берии Могилевский до конца 1949 года занимался разработкой вопроса отравления пылеобразными веществами через вдыхаемый воздух. Есть необходимость провести тщательное расследование, для чего передать дело в Прокуратуру Союза ССР».

Машина правосудия замедлила движение и дала задний ход, по-новому раскручивая колесо минувших событий.

Настойчивость Могилевского в привлечении внимания к своему делу и собственной судьбе наконец-то была «вознаграждена». Только совсем не так, как он ожидал. В усердии самозащиты он явно не уловил смену направления «ветра».

Легко упрекать задним числом незадачливого Григория Моисеевича в его упрямом стремлении пробиться со своими прошениями и жалобами к высшим чинам, заранее зная, чем все в итоге закончится. Но мы рискнем предположить, что настойчивые обращения к Лаврентию Павловичу не были лишены смысла. Тут Могилевский нутром чуял, что будущий новый глава грозного ведомства к ядам всегда относился с большой заинтересованностью и наверняка знал об успехах начальника спецлаборатории, сумевшего получить такие препараты, которые действовали эффективно, не оставляли и следа в организме жертвы, а самые сведущие эксперты ставили диагноз: паралич сердца. Берия хорошо понимал, что его партийные соратники будут выжидать лишь удобный момент, чтобы с ним расправиться, а значит, надо наносить упреждающий удар. Впоследствии генерал Судоплатов в своей книге воспоминаний напишет, что Берия намеревался вызволить Могилевского из тюрьмы, а значит, интуиция не обманула узника Владимирского централа. Мы приведем этому и другие подтверждения. Лишенный свободы целился точно в яблочко, посылая одно прошение за другим, приводя все новые аргументы, доказательства своей полезности маршалу — именно ему, Лаврентию Берии. Он легкой фразой напоминал, что готов осуществить мечту Берии о мгновенном устранении человека: «вдохнул — и готов», а этот способ так манил и притягивал к себе палача с пухлыми пальчиками.

Однако хитроумный инквизитор устал за долгие годы от борьбы за свое выживание. Устал, борясь с маниакально подозрительным и беспощадным Кобой. Ведя незримый поединок со своими не менее кровожадными соратниками, которые, как Ежов, очень хотели заточить Берию в тюремную камеру, упрятать в лагерь, а еще лучше — отправить на тот свет. Из всей партийной верхушки, захватившей власть после смерти Сталина, Берия мог серьезно опасаться только одного человека — Никиту Хрущева. С Маленковым они дружили, правда, в мае 1953-го между ними словно кошка пробежала, их поссорили, но «большой мингрел» тогда еще Георгия Маленкова не опасался. Пристрастившийся же к рюмке Булганин большого веса в этой компании не имел.