Клоунада - читать онлайн книгу. Автор: Уолтер Саттертуэйт cтр.№ 50

— Это «Бон Марше», — сказал Ледок. — Пошли пройдемся.

Мы прошлись по тротуару улицы де Севр и свернули направо, на улицу дю Бак. Мимо проезжали машины, но той, черной, что нас преследовала, среди них не было.

— «Бон Марше», — беспечно сказал Ледок, — был первым универмагом в мире. И все еще один из самых крупных.

Казалось, он никуда не торопится. Ледок разглядывал витрины магазина, мимо которых мы проходили не спеша, любуясь прекрасными чемоданами, ювелирными украшениями, мебелью, постельными принадлежностями и разной утварью. Внутри стояли многочисленные манекены, как мужские, так и женские, — они все как один застыли в позах, которые далеко не всякий живой человек изловчится принять.

— Построили его в 1869 году, — продолжал Ледок. — Здесь Золя собирал материал для своего «Дамского счастья». Кстати, довольно посредственный роман, как и большинство его oeuvres, [56] но там есть некоторые занятные наблюдения. Универмаги он сравнивает со средневековыми соборами. Так что, утверждает Золя, они вбирают в себя все человеческие беды, обещая блаженство после смерти.

— Надо же, — отозвался я.

Ледок повернулся ко мне и улыбнулся.

— Мы войдем в следующий вход. Не спешите, пока я вам не скажу.

— Слушаюсь.

Мы неспешно вошли в следующий вход и тут же погрузились в аромат всех универмагов в мире — смесь запаха кожи, духов и денег, — потом повернули направо и прошли вдоль прилавков, заваленных товарами. Сквозь огромные матовые стекла на высоте трех этажей просачивался мягкий солнечный свет, а справа и слева горели электрические светильники, и все вместе это придавало товарам куда более впечатляющий вид, чем было на самом деле. Наверное, покупатели были в основном французами, хотя они мало чем отличались от покупателей в «Мейснз». Люди бродили среди всей этой роскоши, глядя на нее во все глаза. Двигались они механически, и только глаза у них горели ярким блеском и шныряли по сторонам, останавливаясь то на одной блестящей штучке, то на другой.

Мы с Ледоком ни разу не обернулись назад. Мы подошли к широкой изящной лестнице с литыми перилами из кованого железа, выкрашенными в бледно-зеленый цвет. И медленно, спокойно, без всякой спешки начали подниматься по ней, оставив прилавки и покупателей внизу.

Метра за три до верхней площадки лестницы Ледок сказал:

— Когда дойдем до конца, пройдем несколько шагов медленно, а потом припустим во весь дух.

— Понял, — сказал я.

Мы, не торопясь, поднялись до самого верха и прошли метра два по паркетной площадке. Затем Ледок припустил так, что я вспомнил Чарли Чаплина, мчащегося вдогонку за поездом. Я рванул вслед за ним. Мы пронеслись мимо изумленных покупателей через маленькую служебную дверь, потом — вниз по узкому коридору, еще через одну дверь и снова вниз по узкой слабо освещенной деревянной лестнице. Наши шаги гулко отдавались в тесном пространстве. Голова Ледока маячила прямо передо мной, когда мы спускались вниз, оставляя позади один пролет за другим.

Наконец мы добрались до последней площадки и оказались перед дверью. Ледок распахнул ее, и мы вскочили еще в один служебный коридор. Ледок свернул направо, я последовал за ним. Мы промчались мимо нескольких дверей, пока не оказались у последней, в конце коридора. Ледок рванул ее, и мы покатились еще по одной узкой лестнице.

Здесь было всего два пролета до очередной служебной двери. Ледок схватился за ручку и повернулся ко мне. Он совсем запыхался. Я тоже.

— Теперь ни гу-гу, — скомандовал он.

— Угу.

Он открыл дверь и спокойно пошел в магазин, вновь окунувшись в запах кожи и духов. Стараясь пыхтеть потише, мы прогулочным шагом прошли вдоль рядов прилавков и витрин с товарами, сотен браслетов, ожерелий и колец, вышли через изящные входные двери на заполненный пешеходами тротуар. И оказались с другой стороны магазина.

Мы перешли улицу, уворачиваясь от машин, и спокойно прошли метров пятнадцать-двадцать вдоль парка назад, в сторону улицы де Севр, ко входу в метро, который был огорожен бледно-зеленой кованой решеткой, похожей на ту, что мы видели в «Бон Марше». Когда мы начали все так же спокойно спускаться вниз, Ледок обернулся. За нами никто не шел.

Он повернулся ко мне.

— Все получилось, mon ami. — Слова сорвались с его губ вместе с тяжким вздохом. Он улыбался.

— Да, — сказал я. А сам, как и он, все никак не мог перевести дух. — Откуда вы знали про эти лестницы?

— Однажды… — задыхаясь проговорил он, — я близко дружил… с одной женщиной, а ее муж… был в совете директоров.

— И она пользовалась этими лестницами?

— Non. — Ледок вобрал побольше воздуха. — Ими пользовалась любовница… ее мужа. И потом она рассказала об этом его жене.

— Мсье Моррэ, — сказал Ледок, — резко осуждал связь мадемуазель Лавинг с мсье Форсайтом. По его словам, он предупреждал ее о нем каждый божий день.

Жак Моррэ, чье лицо было красным от ярости, сказал что-то по-французски, размахивая руками. В пепельнице у него на столе дымилась сигара, напоминая мне зажженный бикфордов шнур.

Кабинет был такой же маленький, какими обычно бывают кабинеты театральных продюсеров во всем мире, только у него было все французское. На стенах развешаны плакаты, афиши, подписанные фотографии — некоторые из них были так отретушированы, причем неудачно, что изображенные на них люди больше походили на мумии. Наверное, все эти люди когда-то были театральными знаменитостями и Моррэ знал их лично, а может, они просто подписали фотографии или просто позировали фотографу. По видавшему виды деревянному столу разбросаны чеки, извещения, письма и клочки бумаги, казавшиеся посланиями Моррэ к самому себе. Единственное окно выходило на пустую стену соседнего здания за узким серым двориком. Мы находились где-то в шестом округе недалеко от театра «Одеон».

Сам Моррэ был маленьким коренастеньким мужчиной лет сорока, любившим сигары. У него была круглая лысеющая голова, голубые глаза слегка навыкате, глубокие морщины между бровями, и широкий рот с розовыми губами. Все это делало его похожим на задумчивую жабу. Его пиджак висел на низенькой вешалке, стоявшей около двери. Моррэ сел за стол напротив нас. Воротник рубашки он расстегнул, галстук ослабил и сдвинул в сторону; его темные волосы, вернее, то, что от них осталось, были взъерошены, потому что он то и дело запускал в них пальцы, когда расстраивался, а расстраивался он довольно часто.

Ледок сказал:

— Он говорит, что мсье Форсайт был неверным мужем и к тому же извращенцем. По его словам, он уверял мадемуазель Лавинг, что тот всего лишь использует ее.

Моррэ рьяно закивал, повернулся ко мне и сказал на очень скверном английском:

— Он быть свинья.

— Она продолжала с ним встречаться перед его смертью? — спросил я.