Танец убийц - читать онлайн книгу. Автор: Мария Фагиаш cтр.№ 41

В первый же день слушаний в военном трибунале Кнезевич отказался от всех своих прежних показании и обвинений против третьих лиц и, к всеобщему удивлению, заявил, что в попытке покушения участвовал он один и один несет за это ответственность.

Его двадцать шесть подельников объявили себя полностью невиновными, хотя некоторые и признали, что временами критиковали правительство; как граждане демократической страны, они считали право на свободу слова одним из основополагающих прав, сказали они.

В западных странах наблюдали за процессом с живым интересом. Слухи об угрозе смертных приговоров побудили Россию и Австрию предпринять дипломатические шаги в пользу таких ведущих радикалов, как Никола Пашич и Стоян Протич, чтобы спасти их от расстрела. Военные мониторы «Кёрос» и «Замос» вместе с двумя торпедными катерами австро-венгерской дунайской флотилии послали к Белграду, чтобы быть в пределах досягаемости на случай, если казнь вождей радикалов приведет к революции в Сербии. Но в конце выяснилось, что все опасения напрасны. К смертной казни был приговорен один Кнезевич, в то время как политики получили ограниченные сроки ареста или были оправданы. Тринадцатого сентября 1899 года Стоян Кнезевич, неудавшийся террорист, был перевезен на строевой плац за городом, где находился рынок лошадей, проводились учебные стрельбы и совершались казни.

С того памятного ужина с Аписом Михаил ожидал, что в известном своими скандалами Старом Конаке разразится на этот раз такой скандал, который потрясет весь мир, но ничего подобного не случилось. Отношения между отцом и сыном не испортились и даже стали еще сердечнее. Александр относился к чувствам отца внимательнее и держал Драгу Машину вне его поля зрения. Насколько Михаил мог судить, Милан, к счастью, оставался в полном неведении о той роли, которую играл его сын при подготовке покушения, а он, Михаил, был слишком предан своему государю, чтобы лишить его иллюзий.

День 13 сентября выдался для этого времени года на редкость душным. Путь к строевому плацу пролегал мимо мелких крестьянских дворов и огородов. Сливовые деревья были, как никогда, усыпаны плодами, сливы гроздьями висели на ветках или лежали усыпанным мухами ковром в траве, издавая сильный гнилой запах. Повсюду кипела работа — в огромных котлах на открытом огне варили так называемый пекмес, сливовый мусс. Девушки и дети перемешивали массу большими плоскими деревянными ложками. Приятный аромат смешивался с запахами навоза, палой листвы и дымом печей, на которых сушился остальной урожай слив.

Михаил занимался этим случаем слишком много, чтобы пропустить последний акт. Когда он подъехал на плац, закрытый экипаж с Кнезевичем уже был там. Приговоренного только что подвели к трибуне, сооруженной для официальных лиц, участвующих в приведении приговора в исполнение. Примерно в тридцати метрах, там, где должна была разыграться драма, был врыт в землю деревянный столб и выстроен взвод пехоты под командованием лейтенанта.

Кнезевич, под конвоем двух жандармов с примкнутыми штыками и в сопровождении бородатого священника, остановился перед трибуналом. Спокойный и невозмутимый, он как будто ждал, что получит орден на грудь, а не залп из винтовок. С вежливым скучающим видом арестант выслушал приговор. Пока председатель трибунала зачитывал его, Стоян Кнезевич разглядывал сельскую дорогу, ведущую в Белград. Не представлял ли он в своей фантазии скачущего галопом королевского гонца, на шпаге которого развевался белый платок как знак помилования?

Михаил стоял достаточно близко и хорошо видел лицо осужденного. Когда председатель закончил чтение, на спокойном до этого лице Кнезевича появилось выражение страха. Он изо всех сил, затаив дыхание, вглядывался во все еще пустую белградскую дорогу. Его лоб покрылся капельками пота, рот приоткрылся, в уголках губ выступила слюна. Приговоренный, только сейчас осознав безнадежность своего положения, рванулся от жандармов, но они схватили его крепче. Когда жандармы потащили его к столбу, он сначала, опустив голову, упал на колени, а затем, издав звериный крик, повалился на землю. Жандармы позвали на помощь двух пехотинцев и вчетвером подтащили его к столбу. Видно было, что все торопились привести приговор в исполнение, и не позволили осужденному с достоинством встретить смерть. Как принесенное в жертву языческой богине животное, его привязали к столбу.

Это была не первая казнь, которую видел Михаил. Во время злосчастной войны, которую Сербия вела против Болгарии, он присутствовал при расстрелах дезертиров и повешении болгарских партизан. Каждый раз он испытывал чувство глубокого стыда и вынужден был бороться с дурнотой. Он физически не мог испытывать ненависть к этому мелкому негодяю, который неизвестно за что чуть не убил Милана Обреновича. «Интересно, страдает ли еще кто-нибудь в толпе от этой мучительной тошноты, как я», — подумал Михаил.

Священник поднес к безостановочно шевелящимся губам Кнезевича крест. Близость смерти на момент вернула его потерянное от страха сознание, и громким, далеко слышным голосом он закричал: «Я невиновен! Я невиновен! Я только выполнял приказ!»

Но командовавший взводом лейтенант опустил саблю, и залп заглушил последние слова Кнезевича. Ни у кого не нашлось времени завязать ему глаза. Священник едва успел отскочить и стоял, едва переводя дыхание, не далее двух метров от столба, на котором скорее висел, чем стоял казненный. Молчавшая до этого толпа зашевелилась, крики протеста мешались с возгласами во славу королевского дома, тут и там истерически рыдали женщины. Внушавший сильное беспокойство период в истории Сербии был позади, но во многих душах он посеял зерна сомнения.

К началу нового столетия проблема женитьбы Александра стала главной темой обсуждения и в кофейнях, и в дипломатических кругах Белграда. Михаил являлся свидетелем многих разговоров между отцом и сыном по этому поводу, как и данного наконец Александром обещания, что он женится еще до конца лета.

В поисках подходящей супруги для короля неожиданным образом участвовали многие персоны: королева Наталия, экс-король Милан, царь Николай II, австрийский и русский министры иностранных дел и сам старый кайзер Франц-Иосиф. Участие последнего было не так удивительно, как это могло показаться. Будучи Габсбургом, он слишком хорошо знал цену выгодной женитьбы.

Оптимисты из лагеря Обреновичей мечтали о габсбургской эрцгерцогине, по возможности одной из семи дочерей эрцгерцога Фридриха. Которая из них будет выбрана, не имело особого значения: у них у всех был довольно большой габсбургский нос, толстые нижние губы, широкие бедра и конституция племенной кобылы. Царь высказывался за принцессу Ксению фон Монтенегро; женитьба на ней означала бы примирение двух населенных сербами стран, которые разделяла ожесточенная вражда правящих династий. Это супружество носило бы и слегка пикантный оттенок: Александр вступил бы в родственную связь с одним из Карагеоргиевичей, так как умершая принцесса Зорка, сестра Ксении, была супругой жившего в изгнании принца Петра.

Хитрый старый Никита фон Монтенегро слишком хорошо понимал, как из такой напасти — иметь одних дочерей — можно извлекать выгоду. Две вышли замуж за русских великих князей, Анна — за одного из Баттенбергов, Елена — за итальянского кронпринца. Хотя ни одна из его дочерей не имела габсбургского носа или конституции породистой кобылы, статная Елена выглядела рядом с Виктором Эммануилом как липпицанер [67] рядом с шотландским пони.