Фальшивая Венера - читать онлайн книгу. Автор: Майкл Грубер cтр.№ 19

Так что моя работа оказалась пустой тратой времени, твою мать, во всяком случае по части денег. Я начал думать о том, что, наверное, родился не в свою эпоху. Это все равно как если бы подающий бейсбольной команды национальной лиги родился где-нибудь в начале шестнадцатого века. Его умение бросить маленький мяч со скоростью сто миль в час в строго очерченную зону абсолютно никому не нужно, так что бедолаге суждено всю свою жизнь ворочать навоз на ферме и свое мастерство он может демонстрировать разве что на ярмарке: «Эй, ребята, смотрите, что вытворяет наш Джайлс!» Но по большому счету все это неинтересно даже для самого Джайлса.

Тем временем оставались еще семь с лишним тысяч долларов, которые мне не суждено было увидеть, и я с ужасом думал о том, что мне предстоит идти к кредиторам, с которыми я обещал расплатиться, и снова есть дерьмо. Марк Слотски оставил мне на сотовом послание, которое, как я надеялся, обещало принести деньги, и я ему перезвонил, но автоответчик предложил мне оставить сообщение.

Вечером я отправился в «Горман» на Принс-стрит, единственное место в Сохо, где мне все еще наливали в долг. У Клайда, бармена, была слабость к художникам. На стене за стойкой висит моя картина, оригинал обложки для журнала «Нью-Йорк», которую я написал пару лет назад: госпожа сенатор Клинтон в виде Свободы с торчащей грудью с картины Делакруа ведет за собой народ. Клайду она очень понравилась, и я подарил ему ее, получив за это год дармовой выпивки. Сначала в «Гормане» тусовались фараоны, когда на Сентрал-стрит еще размещался полицейский участок, потом его на время облюбовали художники, но когда цены на аренду поползли вверх, художникам пришлось искать себе жилье в других местах, и теперь бар заполонили продавцы и консультанты из окрестных бутиков и галерей. Меня это вполне устраивает. Мне сейчас нечего сказать художникам; я не выношу, когда дилетанты и серьезные мастера надо мной насмехаются. В действительности я самоизолировался, остался один-одинешенек в большом городе — клише, но это правда. Из недели в неделю единственные, с кем я встречаюсь, — это Лотта, Марк и один тип по имени Жак-Луи Моро, который, так получилось, сидел у стойки в «Гормане», когда я туда зашел. Он часто сидит там с бокалом вина, французскими газетами и сотовым телефоном.

Не могу сказать, что Жаки мой друг, скорее он друг Лотты, тоже из семьи дипломатов, они вместе учились в школах самых разных столиц мира. Было ли между ними что-нибудь, я не знаю, а Лотта мне ни за что не признается. Хотя после нашего разрыва они стали часто видеться, и у меня к Жаки было смешанное чувство, которое испытываешь к парню, который вьется вокруг твоей возлюбленной, пусть она уже и не совсем твоя возлюбленная. Это здоровенный тип, футболист с коротко остриженными черными волосами и улыбкой наготове. Наши отношения заключаются преимущественно в том, что мы сидим и пьем в «Гормане», жалуясь на собачью жизнь. Быть может, именно потому я в тот день и отправился в бар.

Жаки тоже художник, но в отличие от меня он жаждет успеха у публики. К несчастью, хотя он обладает превосходной техникой, у него начисто отсутствует творческая жилка. Сколько я его знаю, он постоянно гоняется за модой, но все время чуть опаздывает. Начинал Жаки с больших аляповатых абстракций, далее последовательно шли оп-арт, [39] цветные поля, поп-арт, а сейчас он решил попробовать себя в концептуализме. Как-то несколько лет назад зимой я заглянул к нему в студию на Кросби-стрит и застал его швыряющим холсты, выполненные в духе Уорхола, [40] в чугунную печку, которой отапливал помещение. Не потеря, конечно, но Жаки, похоже, получал удовольствие от своего занятия, и, помнится, я позавидовал, что ему искренне наплевать на собственную работу. Он считал всю живопись сплошным надувательством и был уверен, что рано или поздно он попадет в точку и огребет кучу денег.

Так или иначе, когда я вошел в бар, Жаки махнул рукой, подзывая меня, и я заказал мартини и поведал ему о своем фиаско с заказом «Вэнити фейр». Он сочувственно выслушал меня и в отличие от Лотты не спросил, почему я не работаю для публики, что было очень гуманно с его стороны, после чего сказал, что покидает Нью-Йорк и уезжает в Европу. Да, какой-то богач хочет несколько картин в разных стилях и за деньгами не постоит.

— Для гостиниц? — спросил я.

— Да, для частных заказчиков, — хитро усмехнулся Жаки. — Понимаешь, для яхт и домиков у моря. Тот человек, на которого я работаю, сказал, что будет представлять меня на европейском рынке, где теперь много русских миллиардеров, и им нужны картины, так что все будет по-крупному.

Я спросил, что думает обо всем этом Марк — насколько мне было известно, Марк одно время его продвигал, — но Жаки ответил:

— Нет, именно Марк меня рекомендовал. Отчасти это его идея.

Итак, замечательно, я порадовался за него и решил, что если мне хочется кому-нибудь поплакаться, то лучше обратиться к бармену. Или даже к зеркалу.

Наполнив организм парой порций мартини, чтобы облегчить боль, я вышел из бара и прогулялся по Принс-стрит до галереи Лотты, чтобы забрать ребят, поскольку это был как раз мой день, а также чтобы сказать, что денег в этом месяце будет гораздо меньше, чем я ожидал. От Жаки сочувствия я не дождался, но когда я показал Лотте фотографии отвергнутых картин, она сказала, что они замечательные и она уверена, что они продадутся, если я захочу. Я сказал, что хочу, что я их больше видеть не могу. Лотта испустила один из своих знаменитых вздохов, смысл которого я прекрасно понял: неразрешимый, сводящий с ума вопрос, почему я отказываюсь продавать свои работы людям, которые повесят их на стены своих домов, но готов продавать их журналам. Это совершенно иррационально, продажа — она и в Африке продажа, но все же… наверное, все дело в том, что покупатель тоже не увидит истинный смысл картины, он скажет: «О, я обожаю Кейт Уинслет», — и купит ее как некий китч, как шутку, все равно что шелковые занавески Энди Эссхола с Мэрилин Монро, [41] чистый ширпотреб. А далее последовала мысль, что, может быть, так оно и есть, что, может быть, я обманываю себя. В конечном счете я тоже шутка, как я и говорил, но только неудачная.

Ребятам в моей студии раздолье, полно всевозможных развлечений, есть чем порезаться, изобилие разной отравы, однако ни одного несчастного случая, никто даже не поцарапался; чистое везение или просто следствие жизни в обстановке, не приспособленной специально для детей? Пока Мило и Роза возились на полу с красками, я сел за свой старенький компьютер и поискал в Интернете кое-что из того странного мусора, с которым столкнулся во время второго сеанса приема препарата. С «Гито де Сильва» я провозился впустую, но с «Калле-Падре-Луис-Мария-Лоп» повезло: оказалось, что это улица в старом квартале Севильи, в Испании. Я вытащил электронную карту Земли и максимально увеличил масштаб. Крохотная улочка, и я определил маршрут, по которому он (или я) прошел от своего (или моего) дома до площади. Я убедил себя в том, что однажды, в возрасте девяти лет, действительно бывал вместе с отцом на экскурсии в старом городе Севильи и, следовательно, речь идет о каких-то всплывших остаточных воспоминаниях.