– Да уж. Ты был рядом и со своей женой – Терри.
Упомянуть об этом было жестоко с моей стороны, но сцена
убийства так ясно предстала вдруг перед гла–зами, что слова вырвались как-то
сами собой, я даже не успел подумать.
– Ладно, забудем об этом, – сказал я. – Извини. И
объясни, Бога ради, кто такой Винкен де Вайльд. – На душе у меня было
скверно. – Бог мой! Ты явился в облике призрака и теперь преследуешь меня.
А я трус! Трус! И почему ты упомянул это странное имя? Нет, не хочу знать. Не
рассказывай мне больше ничего. С меня достаточно. Я ухожу. А ты, если угодно,
мо–жешь торчать в этом баре хоть до Судного дня. Найди себе нового собеседника
– какого-нибудь доброде–тельного смертного…
– Послушай, – прервал он мои стенания. – Ты любишь
меня. Ты выбрал меня. И все, чего хочу теперь я, это посвятить тебя в некоторые
подробности.
– Я позабочусь о Доре. Так или иначе, но позабочусь. Я
подумаю, как ей лучше помочь. Я сделаю что-нибудь. И я позабочусь о твоих
сокровищах – вывезу их из квартиры в безопасное место и сохраню их для Доры, до
того момента, когда она почувствует, что может их принять.
– Прекрасно!
– Договорились! А теперь отпусти меня.
– А я тебя и не держу, – ответил он.
О да, я любил его! Мне нравилось на него смотреть. И я
хотел, чтобы он поведал мне все, до последней де–тали. Я коснулся его руки. В
ней не было жизни. Это была уже не человеческая плоть. Однако какая-то энергия
в ней все же присутствовала – нечто обжи–гающее и возбуждающее.
Он лишь улыбнулся.
Потом протянул руку, обхватил пальцами мое за–пястье и
придвинулся ближе. Я почувствовал, как прядь его волос скользнула по моему лбу,
слегка по–щекотав кожу. Огромные черные глаза смотрели мне прямо в лицо.
– Выслушай меня, – в который уже раз повторил он, обдав
меня лишенным запаха дыханием.
– Хорошо…
И тогда он заговорил – негромко и торопливо на–чал
рассказывать мне свою историю.
Глава 4
– Дело в том, что Старый Капитан был контрабандистом и коллекционером.
Я провел рядом с ним много лет. Мать отправила меня в Андовер, однако вскоре
привезла обратно домой – она не могла жить без меня. Я учился у иезуитов. У
меня практически не было друзей, я почти никуда не ходил, и потому, наверное,
общество Старого Капитана было для меня наилучшей компанией. Что же касается
Винкена де Вайльда, то все началось тоже со Старого Капитана и его торговли
антиквариатом, в основном мелкими вещами.
Но я хочу сказать тебе сразу, что Винкен де Вайльд не имеет
никакого значения, он связан лишь с одним моим сном, хотя и очень порочным,
извращенным. То есть я хочу сказать, что Винкен де Вайльд был страст–ной
любовью всей моей жизни – за исключением Доры, разумеется, – но если после
нашего разговора тебе он будет неинтересен, то, значит, и никому боль–ше. Доре,
во всяком случае, нет до него дела.
– И все же кто он такой, этот Винкен де Вайльд? И что с ним
связано?
– Искусство, конечно. Красота. Лет в семнадцать у меня в
голове была полная каша. Я вдруг решил, что должен основать новую религию,
своего рода культ, – знаешь, свободная любовь, помощь бедным, протест
против любого насилия, ну и все такое, – нечто вроде прелюбодействующих
аманитов. Шел 1964 год… Это была эпоха «детей цветов», марихуаны, Боб Дилан без
конца пел о морали, нравственности и милосердии. И мне захотелось воссоздать
Братство общей жизни, но только в духе современных сексуальных представ–лений.
Ты знаешь, что это было за Братство.
– Да, они проповедовали очень популярную в средние века
мистическую идею о том, что каждый может познать Бога.
– Именно. Надо же, ты и об этом знаешь!
– И что для этого не обязательно быть монахом или
священником.
– Все правильно. Монахи чересчур нетерпимы и завистливы, а
мои юношеские мечты вдохновлял Винкен. Я знал, что он последователь немецкого
мистицизма, Мейстера Экхарта и его единомышленников, хотя и работал в
монастырской мастерской, где переписывал от руки на пергаменте старинные
молитвенники и другие священные книги. Однако книги Винкена резко отличались от
всех других. И мне казалось, что если я соберу их все, то непременно добьюсь
успеха.
– Но почему именно Винкен? Чем он отличался от остальных?
– Попробую объяснить. Видишь ли, наш пансион представлял
собой смесь нищеты и элегантности. Моя мать, что называется, не опускалась до
грязной работы – для этого существовали три служанки и старик-негр – мастер на
все руки. Что касается жильцов, все они были людьми состоятельными, с
приличными доходами и собственными лимузинами, стоявшими в гаражах по всему
Садовому кварталу, а потому могли себе позволить и трехразовое питание, и
красные ковровые дорожки, и все остальное. Дом этот, я уве–рен, тебе известен –
он был построен по проекту Генри Хауарда в поздневикторианском стиле. Мать
унаследовала его от своей матери.
– Да, я знаю его. Видел, как ты останавливался перед этим
домом. А кто владеет им сейчас?
– Понятия не имею. Я потерял его. Я вообще многое потерял.
Но речь не об этом. Так вот, представь себе: дремотный полдень; мне всего
пятнадцать, и я чувствую себя ужасно одиноким; Старый Капитан приглашает меня к
себе, и в дальней комнате – а он занимал две гостиные в передней части дома и
жил в особом, волшебном мире удивительных и редких вещей – я вижу на столе…
– Могу себе представить…
– ..Я вижу на столе эти книги! Маленькие средневековые
молитвенники! Конечно, мне и раньше приходилось видеть молитвословы, я хорошо
знал, как они выглядят. Но только не средневековые рукописи… В детстве я
прислуживал при алтаре в церкви, ежедневно вместе с матерью ходил к мессе, умел
читать церковную латынь – в той мере, в какой это было необходимо. Иными
словами, я, конечно, понял, что книги эти религиозные, что они очень редкие,
ценные и что Старый Капитан, несомненно, собирается их продать.
«Ты можешь посмотреть их, Роджер, – сказал он
мне, – и даже взять в руки, но только если будешь обращаться с ними
бережно и аккуратно». До этого уже в течение двух лет он приглашал меня к себе,
мы вместе слушали пластинки с записями классической музыки, часто он брал меня
с собой на прогулки. Но как раз в тот период, о котором я сейчас рассказываю,
он начал проявлять ко мне сексуальный интерес, хотя я об этом даже не
подозревал и пока он к делу не от–носится.
Когда я вошел, он разговаривал с кем-то по теле–фону. Речь
шла о судне, стоявшем в порту.