Но, прежде чем он исторг эти слова и пока души все так же
стояли, сгрудившись, только начиная понимать, что могут двигаться и
прикоснуться к ангелам и к вещам, которые сами нарисовали в своем воображении,
возник Божественный свет. Свет этот поднимался и простирался из-за фигур
серафимов и херувимов и ласково, деликатно ложился на человеческие души,
заполняя каждую из них, выставляя напоказ все ее тайны, делая душу открытой,
подобно ангелам.
Человеческие души плакали от радости. Ангелы запели
торжественные гимны. Я запел с распростертыми руками:
«Господи, Господи, у меня Твои души, достойные небес, и
взгляни, что они принесли на небеса, Владыка, взгляни на Свое творение, взгляни
на души тех, кого Ты создал из мельчайших атомов, облек плотью, напитал кровью,
а потом через преисподнюю возвел к Своему Престолу. Господи, мы здесь!
Владыка, это свершилось, свершилось! Я вернулся, и Ты
позволил мне это».
И сказав более чем достаточно, я опустился на колени.
Пение делалось все неистовее; такие звуки не вынес бы ни
один смертный. Гимны звучали со всех сторон. Человеческие души становились
плотнее, зримее, пока не возникли для нас с той же ясностью, что и мы для них и
друг для друга. Некоторые души, взявшись за руки, прыгали, как малые дети.
Другие просто плакали и стенали; по лицам их струились слезы.
И тогда свет раздался во все стороны. Мы поняли, что Господь
сейчас заговорит. Мы все разом затихли. Мы все были сыновьями Бога. И Бог
сказал:
«Дети Мои. Чада Мои возлюбленные. Мемнох стоит рядом со
своими миллионами, и они достойны небес».
Голос Бога прервался, и свет стал интенсивнее и теплее, и
все небеса преисполнились терпением и чистой любовью.
Я в изнеможении улегся на небесное дно, уставившись в
величавый небесный свод с прекрасным голубым пологом и вечно мерцающими
звездами. Я слышал, как человеческие души снуют туда-сюда. Я слышал
приветственные гимны и песнопения ангелов. Я слышал все и потом, в подражание
смертному, закрыл глаза.
Спит ли когда-нибудь Господь? Не знаю. Я закрыл глаза и
неподвижно лежал в лучах Божественного света, и после всех этих бесконечных лет
в преисподней я снова был в безопасности и в тепле.
Наконец до меня дошло, что ко мне приближаются серафимы –
трое или четверо, точно не помню, – и склоняются надо мной, взирая на меня
сверху вниз; лица их были освещены непереносимо ярким отраженным светом.
«Мемнох, Господь желает говорить с тобой наедине», –
молвили они.
«Да, иду немедленно!»
Я вскочил на ноги.
И очутился вдали от ликующих толп, без провожатых, один, в
тишине, с очами, прикрытыми рукой и опущенными долу, ощущая, что Господь совсем
близко.
Глава 17
«Открой глаза и взгляни на Меня», – молвил Господь.
Я повиновался, сознавая, что это может означать мое полное
забвение, а все, сделанное до этого, – безрассудство и непонимание Его
замысла.
Сияние сделалось равномерным, всепроникающим, но все же
переносимым, и в самой его середине я ясно различил выступающий из него лик
наподобие моего. Не могу сказать, что это было человеческое лицо. Лик,
неповторимость выражения – вот что я созерцал, и этот совершенно неповторимый
лик смотрел на меня прямо и неотрывно.
Он был так прекрасен, что я и не помышлял о том, чтобы
отодвинуться или даже отвернуться от него, но затем он сделался ярче, заставляя
меня щуриться, и моргать, и бороться с искушением прикрыть глаза, чтобы не
потерять зрение навсегда.
Затем свет чуть померк; он как будто сжался, став для меня
переносимым и всепоглощающим, но не ослепляющим. И я стоял, дрожа, очень
довольный тем, что удержался и не закрыл лицо руками.
«Мемнох, – сказал Господь. – Ты хорошо поработал.
Ты привел из преисподней души, достойные небес; ты приумножил радость и
блаженство небес; ты очень хорошо поработал».
Я выразил свое признание, бывшее по существу гимном
поклонения, повторяя очевидное: что Бог создал все эти души и в Своей милости
позволил им предстать перед Ним.
«Это делает тебя очень счастливым, верно?» – спросил Он.
«Только если и Ты счастлив, Господи», – ответил я,
слегка покривив душой.
«Воссоединяйся с ангелами, Мемнох, – разрешил
Он. – Ты прощен за то, что без Моего разрешения обретался во плоти, и
прощен за то, что спал с дщерями человеческими. Твои надежды в отношении душ,
пребывавших некогда в преисподней, оправдались. А сейчас оставь Меня и поступай
как знаешь, но больше не вмешивайся в дела природы или человечества, раз уж ты
настаиваешь, что люди не являются частью природы, в чем ты не прав».
«Господи...» – робко начал я.
«Да???»
«Господи, те души, которые я вывел из преисподней,
составляют менее одной сотой всех душ, там пребывающих. Господи, преисподняя
полна смятения и непонимания. Это всего лишь избранные души».
«Меня что, эта новость должна поразить? Как же Мне не знать
этого?» – спросил Он.
«Господи, ты, конечно, позволишь мне вернуться в
преисподнюю, чтобы попробовать просветить те души, что не достигли еще уровня
небес. Ты, несомненно, позволишь мне попытаться очистить их от того, что мешает
им стать достойными небесного блаженства».
«Зачем?»
«Господи, на каждый миллион спасенных приходятся миллионы
потерянных для Тебя».
«Ты ведь знаешь, что Мне это известно, не так ли?»
«Господи, смилуйся над ними! Смилуйся над людьми земли,
стремящимися с помощью бесчисленных ритуалов достичь Тебя, узнать Тебя и
ублажить».
«Зачем?»
Я не ответил. Я был обескуражен и предался размышлениям. И
потом сказал:
«Господи, разве Тебе безразличны души, в смятении мечущиеся
во мраке, страдающие?»
«А почему это должно Меня беспокоить?» – спросил Он.
И снова я выдержал паузу. Важно было, чтобы мой ответ
прозвучал весомо. Но Он заговорил Сам:
«Мемнох, ты можешь сосчитать Мне все звезды? Тебе известны
их имена, орбиты, судьбы в природе? Можешь ли ты, Мемнох, хотя бы
приблизительно подсчитать число песчинок на дне морском?»
«Нет, Господи, не могу».
«По всему мирозданию разбросаны тысячи живых существ, из
которых выживает лишь небольшое число – рыбы и черепахи в море, крылатые
насекомые в воздухе. Сотня, миллион существ какого-то вида могут появиться на
свет под солнцем за один день, и лишь горсточка выживет для воспроизведения
потомства. Ты разве этого не знаешь?»