Дьявольская королева - читать онлайн книгу. Автор: Джинн Калогридис cтр.№ 92

Следующие месяцы Эдуард учился искусству войны. В тот день, когда он уезжал на фронт, я храбро улыбнулась и поцеловала его на прощание, но после помчалась в свою комнату и безудержно разрыдалась.

Прошло более года, война была ожесточенной. Письма Эдуарда не могли развеять мой страх. От постоянного напряжения я плохо себя чувствовала.

Утром в понедельник я сидела с кардиналом Лотарингским и другими членами военного совета. Мы обсуждали грядущее сражение: гугеноты собрались под городом Жарнак. Мой сын и маршал Таванн вели за собой десять тысяч человек. Через два дня должен был начаться бой. У меня так сильно болела голова, что трудно было следить за высказываниями советников.

Слушая одну из тирад кардинала, направленную против еретиков-протестантов, я время от времени прикрывала глаза, потому что от света они слезились. В дверях появилась мадам Гонди и сообщила, что испанский посол Алава хочет поговорить со мной наедине. Я не доверяла ни своему зятю Филиппу, ни его послу, а потому ответила, что если Алава желает поговорить, то должен сделать это в присутствии членов совета.

Вскоре в комнату явился Алава, низенький, кругленький мужчина с пальцами-сардельками. Он держал в пухлой руке письмо. Наверное, от дочери Елизаветы, подумала я, прежде чем увидела печальные глаза посла.

— Madame la Reine, прошу прощения, что принес ужасную весть.

Я поднялась и взглянула на письмо, надписанное рукой Филиппа.

— Мне очень жаль, ваше величество, — добавил Алава. — Очень жаль.

Он поведал о том, что Елизавета родила мертвую девочку, после чего у нее началось кровотечение. Моя дочь сделалась совершенно белой и умерла.

Я забыла о членах совета и об испанском после. Видела лишь страшное послание, надписанное на иностранном языке размашистым почерком короля. Я обошла стол и выхватила письмо из руки Алавы, но не открыла, а прижала к жемчужине на моем сердце, словно это была сама Елизавета.

Затем я рухнула на колени и застонала.

Не помню, как потеряла сознание. Помню лишь, что уставилась на потолок в своей спальне и слушала отдаленное непонятное бормотание мадам Гонди. Мое тело и чувства слились, превратились в агонизирующую боль.

Я помешалась от горя и от лихорадки. Стискивала зубы, чтобы они не стучали. Возле моей постели звучали голоса Марго и Карла, но у меня не было сил разобрать слова.

Тени на потолке двигались и расплывались, принимая формы солдат, мечей, пушек. Женский шепот превращался в боевые кличи и стоны. Несколько часов мне являлись сцены убивающих и убитых людей, поверженных войск и победоносных армий, мне мерещилась льющаяся, свертывающаяся и засыхающая кровь.

Когда я наконец пришла в себя, у моей постели сидела Марго. В кресле неподалеку похрапывала мадам Гонди.

— Maman! Слава богу, ты с нами! — воскликнула Марго и взяла меня за руку.

— Сейчас уже утро? — спросила я.

— Утро пятого дня, maman. Мы боялись, что ты умрешь, но жар спал. Доктор Паре уверяет, что теперь ты скоро поправишься.

— Пять дней! — удивилась я. — А что слышно о битве при Жарнаке?

Лицо дочери приняло странное выражение.

— Пока ты была в беспамятстве, maman, мы с тобой общались. Ты видела большое сражение, в котором погибло много людей. Потом ты вдруг закричала: «Смотрите! Принц Конде упал. Его убили!» А затем: «Боже, не может быть, Эдуард упал…» И в конце: «Смотрите! Он встал на ноги! Смотрите, мой сын победил! Враг бежит!»

Я сжала ладонь дочери.

— К черту мои сны. Что слышно о Жарнаке? Мы справились с противником?

Марго глядела на меня широко открытыми глазами.

— Все, как ты сказала, maman. Принц Конде убит, а Эдуард одержал победу.

Несмотря на потерю командира принца Конде, гугеноты отказались сдаваться. Выживший командир Гаспар де Колиньи повел своих людей к южному королевству Наварра. Там их приветствовали Жанна и ее сын Генрих, теперь уже молодой человек. Наварр был очень хорош собой и любим. Гугеноты хотели, чтобы он занял место погибшего дяди Конде.

Со смертью Конде мое желание отомстить испарилось. Ведь это он, а не Колиньи устроил нападение на Мо. Колиньи написал мне, что он и его соратники не собирались убивать короля. У них было одно желание: мирно исповедовать свою религию.

Через полгода, в августе, мой любимый Эдуард с победой вернулся с войны. Я забралась на раскаленную от солнца крышу Лувра, а когда показались солдаты, марширующие по улицам, спустилась к воротам дворца.

Эдуард с мужественной грацией ехал впереди войска. Он был небрит, и украшений на нем не было. Мускулистые плечи, бронзовое от солнца лицо. Глаза приняли жесткое выражение. Немудрено: он повидал много ужасов. Но улыбка, которой он встретил меня, была ослепительной. Сын спешился и побежал ко мне, а я — к нему.

— Я не забыл своего обещания, maman.

Мы обнялись. Я вдохнула в себя запах солнца и пота.

— Фу, какой от тебя аромат, — засмеялась я.

На следующий вечер я устроила в честь сына прием в Монсо. Повсюду в бальном зале сверкали драгоценностями мужчины и женщины. Жажду они утоляли из трех фонтанов с шампанским. Я наняла певцов, музыкантов, танцоров и сотню красивых девушек, одетых как феи. Чтобы король Карл не позавидовал, я устроила ему торжественный выход. Он появился под пение труб. Раздались возгласы «Великий победитель, принесший мир во Францию!». Известный поэт сочинил оду о том, что мы выиграли исключительно благодаря мудрости короля.

Карл слушал и недовольно вздыхал, а когда поэт закончил, сказал:

— Приберегите красивые слова для моего брата.

Вскоре после этого герольды объявили выход господина герцога, главнокомандующего Франции. Эдуард уже не казался усталым солдатом. Перед нами предстал прекрасный придворный в бледно-голубом бархатном наряде, отороченном кружевом. Тщательно убранные волнистые волосы, блестящие кольца, сверкающие бриллиантовые серьги.

Возле меня стояла Марго — сама как драгоценность, в платье цвета сапфира. Она загляделась на брата. Когда он ушел на войну, Марго писала ему почти каждый день. За это время они стали еще ближе друг к другу. Когда Эдуард появился, она бросилась его обнимать.

Пока Марго взволнованно беседовала с братом, показались кардинал Лотарингский и его юный племянник Генрих. Они хотели засвидетельствовать свое почтение. Я глядела на них, но фраз не разбирала: их разговор заглушал шум бьющих фонтанов.

Двадцатилетний Генрих де Гиз обладал непринужденной уверенностью человека, привыкшего к власти. Он не был красив. Бородка подчеркивала его острый подбородок, в крошечных глазах светилось высокомерие, которым отличался и его отец. Тем не менее де Гиз был остроумен: он шутил, а Марго смеялась и прикрывала веером лицо, скрывая за ним свою нервную улыбку. Дважды де Гиз наклонялся над ее рукой, целовал, а потом придерживал, словно ему не хотелось ее выпускать. По временам, когда Гиз слишком приближался к Марго, моя дочь вспыхивала и обнимала брата, бессознательно ища у него защиты.