Змееборец - читать онлайн книгу. Автор: Арина Веста cтр.№ 55

– Нет, так помирать за соленый огурец и мировую революцию я не согласен, – ворчал Крапивников.

– Прорвемся, товарищи! Топчитесь, беси, да не в нашем лесе! – поддерживал боевой дух подразделения капитан Копейкин, зная, что надежды на добрый исход таят стремительнее, чем лед Антарктиды.

Ранним утром дед Меркулыч сбил из своего старого охотничьего ружьишка беспилотный летательный аппарат-разведчик. Сменившись с боевого поста, героический дед принялся ладить липовые лапотки для босоногих партизанок. Гена, сидя рядом с Меркулычем, глубокомысленно теребил полоски лыка, впитывая дедовскую науку. За последние трое суток паренек словно ожил, даже легкий крапивный румянчик появился на его выпитом недугом лице, он оставил свои шуточки и о чем-то подолгу говорил с Бедной Лизой.

Люди понемногу привыкли к боевой обстановке, освоились с оружием и походной жизнью, и каждый нашел свое незаменимое дело. В отряде появились трофейное автоматическое оружие, снайперская винтовка и пулемет, арсенал противопехотных мин и гранат. В укромных метах леса были устроены схроны боеприпасов и выкопаны землянки для безопасного отдыха. Используя проверенную тактику партизанской войны, Копейкин сосредотачивал усилия против наиболее слабого и уязвимого места, наносил удар и быстро отступал, дезориентируя противника относительно реальной численности своего подразделения и его дислокации, мастерски уклоняясь от прямого столкновения, он постоянно расширял полосу внезапных атак.

По ночам Первый после Бога подолгу сидел у костра и шаманил одному ему ведомым способом. Подбрасывал в ладони камешки, ронял на землю и смотрел, как они упали, потом надолго уходил к озеру «слушать воду», в полночь по кругу обходил спящий лагерь и оставлял на камнях и у корней деревьев пироги и курево, и его военная магия до времени охраняла отряд. Когда предстоял переход, впереди пускали Лаптя, а за ним узкой, вытянутой цепочкой шли люди. Конек чутьем обходил мины, и за ним можно было идти, не беспокоясь. В то утро он привычно вел отряд на новое место.

– На, Конек-Горбунок, ешь. – Копейкин протянул Лаптю горбушку из своей суточной раскладки.

– Свежий хлеб ему не давай, – предупредил Макар, – а то пучить будет, что ихняя канонада.

Лапоть брал добрыми губами подсоленную, высушенную на костре корку, и в глазах его светились благодарность и почти человечий разум.

– Эх, был у меня пес в Афгане, – не ко времени вспомнил Копейкин, – Индусом звали. Я за «небо» для него все предлагал, вплоть до тельняшки, выкладку выбросил к ейной матери… Нет, не взяли, не положено… Перегруз…

Расстроенный этим давним случаем, Копейкин не видел, как Гена сбежал с тропы и, петляя между стволов, бросился к большому белому грибу, едва накрытому еловыми лапами.

– Ядрена Матрена! – Предостерегающий крик Копейкина перекрыл грохот фугаса.

Мощный взрыв выворотил молодые деревца, ударной волной Гену отшвырнуло обратно к тропе. Он лежал скорчившись, зажимая ладонями развороченный живот, и спереди по синей ветровке растекалось неумолимое пятно, словно посреди океана рос материк с алыми кровянистыми берегами, он быстро менял очертания и захватывал все больше морской лазури. Жизнь стремительно покидала его вместе с больной, отравленной кровью.

– Не теки ты, кровь, из раны. Есть Христос на Иордане, – шептал полуязыческий заговор отец Арсений, понимая, что надежды на чудо нет.

Гену колотила судорога, и Варвара с силой удерживала его голову на коленях и не отирала бурую струйку, падающую в траву.

Когда первый шок от ранения прошел, Гена заговорил, захлебываясь и торопясь, боясь потерять утекающие вместе с кровью минуты. Он словно и боли-то не чувствовал, а может быть, его оглушенное наркотиками тело давно уже не реагировало на обычную боль.

– Скорей бы… Скорей… нет, стоп! Словно и не было ее, жизни-то. Все, что я помню, может уложиться в одну минуту, вот как сейчас… Небо… Бабочка желтая сидит на цветке, я лежу на траве и больше ничего… Скажи, а за мной придет Валькирия? – спросил вдруг умирающий у Варвары. – Ведь я умер в бою? Правда?

– Правда… – Варвара погладила его по волосам. – Придет…

– Какая ты красивая, и чего ты лицо-то прячешь? – Он повернулся к Лизавете, пробуя несмелую непривычную улыбку, но сейчас же в уголках его губ запенилась ядовитая кровь. – Если бы я знал, что бывают такие, как ты, я бы колоться не стал…

Лизавета взяла его за руку, через несколько минут прикрыла ему глаза.

– Через Дух сотворенное возвращается к своему Творцу, – прошептал отец Арсений.

Копейкин снял свою пиратскую косынку, и сразу его обветренное лицо со светлыми бровками и носом картошкой стало простецким, утратив все напускное геройство.

Гену похоронили в той же в воронке, отметив место тяжелым гранитным камнем.

После смерти Гены отряд заметно приуныл, хотя тяготы партизанской жизни скрашивал усиленный паек. Каждый день Маруся тайными тропами проходила через пикеты «голубых касок» и приносила в отряд хлеб, пироги, молодую картошку и молоко во фляге. Глубокое природное чутье помогало ей обходить натовские ловушки и минные поля. Война по всем правилам стратегии продолжалась. Маленький мобильный отряд стремительными вылазками выдавливал натовцев и вынуждал покидать насиженные бивуаки. В тот день у Меркулыча лопнула последняя струна на балалайке, и дед загрустил, зная, что не к добру замолкла нестареющая подруга. Копейкин напряженно припомнил свой рваный, беспокойный сон в эту ночь, но ясной картины не получилось.

Маруся… Что же случилось в ту ночь? Может быть, слишком доверилась она своей удаче и утратила осторожность? Почему не защитили ее родные деревья и камни? Или сама земля под ногой оккупантов от страха утратила разум и бережливость к своим детям? Позиции натовцев остались в стороне; ничего не опасаясь, Маруся уверенно шла к лесной скале по усыпанной хвоей тропке. В стороне от тропы хрустнули сучья. Маруся застыла, прижав к груди сумку с едой. Плотный, жарко дышащий сгусток тьмы перекрыл тропу, и на Марусю пахнуло густым звериным запахом. Натовский пехотинец настиг ее в конце пути, почти у самого Гром-Камня. Она даже не пробовала убежать или защититься, ее полудетское лицо, ярко белеющее в лесном сумраке, и беспомощное мычание взбесили насильника. Стальные клещи намертво сдавили ее шею, из-под разорванной сорочки выпал сверток с плотно уложенной свадебной рубахой, вышитой алым крестом.

– Ничего не могу поделать – сердце неспокойно, – жаловался Макар, растирая грудь. – Пойду Марусю повстречаю.

– Я с тобою. – Копейкин вскочил с расстеленного плаща и подхватил автомат.

Они стремительно прошли к озеру, оттуда по тайной Марусиной тропе до Гром-Камня.

– Что-то вроде шорох там в кустах, – насторожился Копейкин. – Ты покарауль пока, я сбегаю, посмотрю.

Легкой, бестелесной тенью он нырнул в темноту. Из зарослей раздались жесткие удары, хрястнул приклад, и белый от ненависти Копейкин выволок из кустов черную полуголую тушу. Удары нечеловеческой ярости и силы лишь слегка оглушили «миротворца».