Кремлевский заговор от Хрущева до Путина - читать онлайн книгу. Автор: Николай Анисин cтр.№ 29

Весь 1949 год арестованных по делу ЕАК интенсивно допрашивали и проводили очные ставки между ними. Следственные действия офицеров госбезопасности не ограничивались только теми активистами комитета, которые парились в камерах Лубянки. Круг подозреваемых в крайнем еврейском национализме и шпионаже из месяца в месяц расширялся и включал в себя многих известных евреев, так или иначе помогавших становлению ЕАК как штаба общины. Богемный цвет еврейства свободы не лишали — его заставили лишь дрожать и открещиваться от националистических амбиций комитета, от угодившего в тюрьму Лозовского с ближайшими сподвижниками.

Одновременно с разгромом ЕАК и стращанием виднейших евреев-гуманитариев пошел процесс истребления всего чисто еврейского в гуманитарной же сфере. Санкционировал этот процесс, разумеется, Сталин, а непосредственно управлял им особист канцелярии Вождя — полковник Щадов.

По подсказке Щадова, звучавшей как директива, прихлопнули еврейские литературные организации и издания.

По настоянию Щадова отказали в дотационном финансировании и закрыли ввиду убыточности еврейские театры в Минске, в Черновцах и в Москве.

По рекомендации Щадова, выглядевшей как инструкция, соответствующие органы под разными предлогами одну за одной упраздняли синагоги — единственные, по выражению московского раввина Шлифера, "легальные места единения и спайки еврейского народа".

По персональным ориентировкам Щадова евреев-на- ционалистов энергично изгоняли из газет-журналов, из Союза писателей, кинематографа, музыкального искусства, образования и так называемых общественных наук — философии, истории, права.

Сталинская санкция на истребление еврейского духа распространялась не только на культуру и идеологию, и только ими полковник Щадов свое внимание не ограничил. Его усилиями деликатно выставили из Минлег- прома СССР второе там лицо — жену члена Политбюро ЦК Андреева Дору Моисеевну Хазан. Затем потеряли свои посты министр промышленности стройматериалов Гинзбург и министр заготовок Двинский. Вслед за Гинзбургом стены Минпромстроя пришлось покинуть четырем его соплеменникам — одному замминистра и трем начальникам главков.

Дора Хазан, Борис Двинский и Семен Гинзбург, в отличие от Соломона Лозовского, Полины Жемчужиной-Мо- лотовой и Соломона Михоэлса, ни явно, ни тайно не обозначали, что они преданы еврейской общине больше, нежели Советскому государству. Поэтому Хазан всего-навсего спровадили на заслуженный отдых, а Двинского с Гинзбургом лишь спустили вниз по служебной лестнице.

Против члена Политбюро Лазаря Кагановича, его жены Марии Марковны — председателя ЦК текстильного профсоюза — и министров Бориса Ванникова, Давида Райзера и Льва Мехлиса козней вообще не случилось. Данных особ Сталин запретил Щадову ущемлять хоть как-то. Нетленность супругов Каганович показывала Западу, что в СССР по-прежнему нет антисемитизма. Дважды Герой Социалистического Труда Ванников отменно работал на мощь советского оружия. Райзеру как незаурядному инженеру предстояло достраивать крупные объекты, здание МИДа на Смоленской площади в том числе. А доблестно послуживший Сталину министр Госконтроля Мехлис тяжело болел — и не хорошо его, хворого, трогать для нагнетания антиеврейской истерии.

Евгений Петрович открыл вторую оставленную ему помощником папку:

— Собрали мои коллеги сведения и о дальнейшей деятельности полковника Щадова. Эти сведения изложены на десяти листах. Пока вы, Николай Михайлович, ознакомитесь с ними, мы с Сергеем Григорьевичем в другом кабинете пошепчемся по проблеме кредита.

Они ушли. Я приступил к чтению переданного мне текста под заголовком "Пик операции "Чемодан — вокзал — Израиль"…

"Кроме Кагановича с супругой, Ванникова, Райзера и Мехлиса, евреев в верхнем слое номенклатуры к началу

1950- го не осталось. Еврейский дух основательно был выветрен и в партийном аппарате столицы и провинций. Настала пора чистки кадров в управлении производством. Ведь именно руководители предприятий конкретно распоряжались людьми и собственностью — они, пусть и под контролем сверху, решали — кому какую должность и зарплату иметь, кто заслуживает премии, а кто — нет, кого в первую очередь осчастливить ордером на бесплатную квартиру и дармовой путевкой на курорт.

Позиции евреев в руководстве заводами-фабриками за военную и послевоенную пору не ослабли, а окрепли.

А при обилии своих у руля предприятий деморализовать еврейскую общину было невозможно. И наш герой — полковник Щадов — уйму сил расходует на насаждение антисемитизма в сфере производства.

Первый такой антисемитский блин у него вышел комом. Оконфузил занимающего нас полковника сын портного из местечка Томашполь Исаак Моисеевич Зальцман. Его талант как организатора производства узрели влиятельные соплеменники, и в 33 года он занял кресло директора самого известного в стране предприятия — Путилов- ского завода в Ленинграде. Лицом в грязь Зальцман не ударил. Путиловский завод, переименованный в Кировский, под началом Исаака Моисеевича по плану выдавал стране танки до прихода гитлеровских войск к брегам Невы. А потом, переместив свои мощности на Урал, в сжатые сроки наладил танковое производство в Челябинске. Сталин хозяйственные заслуги Зальцмана оценил и удостоил его звания "Герой Социалистического Труда", повесил ему погоны генерал-майора и присудил Сталинскую премию.

Герой, генерал, лауреат Зальцман, прикинул полковник Щадов, наверняка чувствовал себя в Челябинске неким городским самодержцем и, будучи типичным местечковым евреем, он не мог не пригреть на своем крупном заводе тьму соплеменников, что автоматически делало завод рассадником еврейской крамолы. Зальцмана по указанию Щадова взяли в разработку. Но ни крайнего национализма, ни шпионажа во вверенном Исааку Моисеевичу трудовом коллективе не установили. Весь грех Зальцмана состоял только в покровительстве братьям-евреям. А на том шумно-скандальный судебный процесс нельзя было построить. У Зальцмана по-тихому отобрали партбилет и посоветовали ему устроиться где-то на работу рядовым инженером.

Неудача в Челябинске не охладила пыл нашего полковника. Щупальцами госбезопасности и партийных органов он упрямо продолжал искать злоумышленников-евреев на предприятиях по всей стране и неожиданно для себя нашел их неподалеку от Кремля — на московском автомобильном заводе имени Сталина — ЗИСе.

Управлял ЗИСом сын русских крестьян Тульской губернии Иван Алексеевич Лихачев. В институте он, в отличие от Зальцмана, не учился, в технике не разбирался, зато в партию большевиков бравым матросом вступил за четыре месяца до Октябрьской революции. За правильную политическую ориентацию полуграмотного матроса зачислили в чекисты. Но к сыску и зверствам он не был пригоден и его по окончанию Гражданской войны определи заведовать хозяйственным отделом Московского губернского совета профсоюзов.

Пятилетку Иван Алексеевич отбарабанил как профсоюзный завхоз, и ничего более привлекательного ему вроде бы впереди не светило. Но в 1926-м Сталин надумал реанимировать в Москве первый русский автомобильный завод — АМО — и политически надежного Лихачева назначили туда директором — назначили не руководить производством машин, в котором он ничего не соображал, а бдеть за тем, чтоб старорежимные конструкторы и инженеры не пакостили в сотворении новых советских автомобилей.