Король без завтрашнего дня - читать онлайн книгу. Автор: Кристоф Доннер cтр.№ 14

На роль Людовика XVI Анри решил пригласить Бастиана Вербека — актера, в основном снимавшегося в комедийных фильмах чисто коммерческого толка. В телефонном разговоре он объяснил:

— Людовика XVI нынешние историки воспринимают очень серьезно. Некоторые из них, всячески старающиеся его реабилитировать, протестуют против тех фильмов, где он показан растерянным, смешным, слабым, жалким человеком. Они утверждают, что монарх, напротив, был очень умным и образованным, и требуют, чтобы таким он и был показан в кино. Но это невозможно, поскольку уже установилось стойкое отношение к нему как к комическому персонажу.

— И вы вспомнили обо мне.

— В первую очередь.

— Сценарий уже готов?

— Пока в работе. Но мне уже нужно думать об актерах, говорить с ними. Я побеседовал с Мартеном Кальмира. И с Натали Оссер. Что касается вашего персонажа, здесь придется начинать издалека: если ничего не знать о детстве Людовика XVI, очень нелегком, даже травматическом, то не получится разобраться и в участи его сына.

Анри знал, что родители Бастиана Вербека развелись, когда тому было пять лет, и отец умер два года спустя. Он прочитал об этом в Интернете. Детство этого смешливого актера никак нельзя было назвать радужным. Анри втайне надеялся, что одним из побудительных мотивов к исполнению роли Людовика XVI для Вербека станут рассказы о несчастном детстве короля.

— Вы обычно играли неунывающих середнячков, которым зритель всегда симпатизирует. Ваш основной прием, как я понял, это постепенное раскрытие в персонажах человечности, не заметной под внешней вульгарностью. Но эта роль потребует от вас прямо противоположного: человек очень добрый, мягкий, воспитанный, застенчивый, поневоле становится тираном, ввергающим страну в хаос. Людовик XVI боялся крови, но обожал охоту. Он отказался дать приказ стрелять по толпе, но на нем лежит ответственность за одну из самых кровавых боен, какие только знала Европа.

— Это все будет в фильме?

— Это должно быть у вас в голове.

— А кто снимает?

— Майкл Адамс.

— Это он снял фильм, где одному типу размозжили физиономию огнетушителем?

— Да, среди прочих.

— Мне нравится его чувство юмора.

— Я думаю, он постарается, чтобы ваша казнь выглядела как можно более натурально. — Анри нарочно заговорил о деталях, словно бы не сомневаясь, что Бастиан Вербек уже согласился на роль. — Палач Самсон поднимет вашу голову за волосы, и все увидят ваше лицо крупным планом — на нем не будет улыбки, но выражение его покажется таким умиротворенным, как будто этого момента король ждал всю жизнь.

На другом конце провода некоторое время царило молчание. Анри гадал, слушает ли его собеседник.

— Что ж, посмотрим, — наконец проговорил Вербек.

— Герцог Беррийский, будущий Людовик XVI, появился на свет в августе 1574 года, два года спустя после рождения своего старшего брата, герцога Бургундского. Бургундец и Берриец, как их называли в семье, были старшими сыновьями Людовика Фердинанда, старшего сына Людовика XV и наследника престола. Поскольку Людовик XVI — не сын, а внук Людовика XV…

— Да, — сказал Бастиан Вербек, — я знаю.

— …Людовик Фердинанд, отец Людовика XVI, был человеком незаурядных способностей. Он был немного тучен, но это был единственный его недостаток, и от него ждали многого — особенно с тех пор, как он стал едва ли не открыто выказывать презрение Людовику XV, своему отцу. Все верили, что Людовик Фердинанд возродит Францию, станет новым Людовиком XIV. И так же восхищались его старшим сыном, Бургундцем, который и впрямь был умным, красивым, изящным ребенком — настоящим маленьким гением. К несчастью, однажды он упал со своей деревянной лошадки и сломал ногу. Перелом оказался открытым, и даже по прошествии трех месяцев после операции ребенок все еще не мог ходить.

Скорее всего, у Бургундца развилось нечто вроде костного туберкулеза, и именно эта болезнь приковала его к постели. Он потребовал, чтобы младший брат проводил все время рядом с ним — в его присутствии он находил развлечение, иногда позволявшее забыть о боли. Бургундец заявил, что сам займется образованием младшего брата, но на самом деле лишь постоянно пенял ему, какой тот ничтожный, неспособный и уродливый. Каждый урок математики становился поводом для того, чтобы издеваться над младшим наследником и бить его. Взрослые этому не препятствовали — они больше жалели того, кому предстояло умереть, чем того, кто должен был остаться в живых. Смерть всегда любят больше, так уж повелось… Впрочем, и сам Берриец, кажется, находил это справедливым — он обожал старшего брата. А тот этим пользовался и вымещал на нем всю свою досаду, всю злость из-за того, что сам вынужден все время лежать в четырех стенах, и заставлял его расплачиваться за все свои страдания. Приступы лихорадки вызывали слабость и страх смерти; ребенок начинал рыдать и в полубреду требовал, чтобы младший брат умер вместо него. Он обещал ему за это место в раю и много денег. Когда лихорадка спадала, и Бургундец понимал, что это невозможно, он стонал на руках отца: «Да что же это такое! Быть герцогом Бургундским ничего не значит!»

Берриец испытывал огромную жалость, видя, как состояние его старшего брата ухудшается день ото дня. Его рвало по три раза в день, его приходилось силой заставлять есть, — это были ужасные сцены, которых Берриец никогда не забыл. У его обожаемого брата начали выпадать зубы, все его тело покрылось нарывами. В периоды улучшения, становившиеся все более короткими, Бургундец продолжал мучить младшего брата, который принимал все мучения охотно и с удовольствием, как заслуженное наказание. Если бы он только мог спасти этим своего брата, избавить от болезни — или умереть вместо него! Но болезнь не хотела забирать его. Все это время Берриец пребывал в безнадежно добром здравии.

В шесть лет Людовик XVI впервые начал задумываться над тем, не дьявол ли он, если столь успешно сопротивляется заражению. Он всю жизнь задавал себе этот вопрос: не вселился ли в него дьявол?

В марте 1760-го Бургундец дошел до полного истощения. Он чувствовал, что смерть близка, последние силы его покинули, но рассудок все еще оставался ясным, и он подсчитал, что умрет, скорее всего, на Пасху. Он хотел дотянуть до этого дня. Он садился в кровати и звал младшего брата.

«Посмотри-ка на меня, Берриец! Может быть, я говорю с тобой в последний раз. Я словно агнец, которого скоро принесут в жертву Богу».

Берриец разражался рыданиями: «О Боже, позволь мне умереть вместо него!»

Он оставался рядом с умирающим братом до самого конца, вдыхая мерзкое зловоние, исходившее от его тела, покрытого язвами и струпьями. Два дня он беспрерывно молился, стоя на коленях. Он мог смириться с неизбежностью этой смерти, лишь соединившись с ней, посредством мук стыда и виновности. Он мог выжить лишь ценой глубочайшего и неизбывного презрения к себе. Об этом нужно помнить, когда заходит речь о том, почему он заставил себя остановиться во время событий в Варенне. Заставил себя отправиться в Тампль. И наконец — подняться на эшафот.