Подозрения мистера Уичера, или Убийство на Роуд-Хилл - читать онлайн книгу. Автор: Кейт Саммерскейл cтр.№ 17

На протяжении сороковых — пятидесятых годов Уичер работал, целиком полагаясь на ловкость рук и живость ума. Он имел дело с преступниками, постоянно менявшими обличье и умевшими чудесным образом растворяться во тьме улиц и переулков. Он шел по следу мужчин и женщин, подделывавших банкноты, подписи на чеках, платежные поручения, менявших имена с такой же легкостью, как змея сбрасывает кожу. Он специализировался на аферистах — жуликах и карманниках, одевавшихся на манер благородных господ. В таком обличье они ловко и незаметно надрезали ножом карманы или действовали с помощью булавки от галстука, завернутой в надушенный платок. Они шныряли по театрам, торговым центрам, развлекательным учреждениям вроде Музея восковых фигур мадам Тюссо или Лондонского зоопарка. Самый большой урожай они собирали во время массовых мероприятий — скачек, сельскохозяйственных выставок, политических митингов, — прибывая на них вагонами первого класса и сливаясь с теми, кого намеревались обчистить.

В 1850 году Чарли Филд рассказал Диккенсу следующую историю, происшедшую во время Эпсомского дерби. Как-то Филд, Уичер и один их общий приятель по имени Татт сидели в баре. И вот, когда они пили уже по третьему или четвертому бокалу шерри, туда ворвались и накинулись на них четверо аферистов с криками «Ну держитесь, сейчас мы зададим вам жару». Однако, встретив достойный отпор, эти молодчики бросились к выходу. Но Уичер перехватил их у двери. Все четверо были препровождены в местный полицейский участок. Тут мистер Татт обнаружил, что во время потасовки пропала его бриллиантовая булавка от воротника рубашки, но ни у кого из аферистов ее не обнаружили. Филд был чрезвычайно расстроен этим, но тут Уичер раскрыл ладонь, и все увидели булавку. «О Господи! — воскликнул Филд. — Как тебе это удалось?» «Объясню, — ответил Уичер. — Я видел, кто ее взял, и когда все мы катались по полу, слегка прикоснулся к его руке, как это у них принято. Он решил, что это его сообщник, и отдал булавку!»

«Быть может, то был один из самых красивых фокусов, — закончил Филд. — Красота. Кра-со-та. Блестящая идея!» Артистизм преступника — дело знакомое; наиболее ярко об этом пишет в своем ироническом эссе «О преступлении как виде искусства» (1827) Томас де Квинси. Но артистизм слуг закона — это нечто новое. В начале XIX века героем криминального повествования был смелый, лихой проходимец, и вот его потеснил детектив-аналитик.

К 1856 году Уичер, считавшийся любимчиком комиссара Мейна, уже был инспектором с окладом, превышающим сто фунтов. Чарли Филд ушел с государственной службы, сменив ее на частный сыск, и во главе управления теперь стояли Уичер и Торнтон. В 1858 году Уичер поймал одного из слуг графа Саффолка, укравшего «Деву с младенцем» Леонардо да Винчи. В том же году он принял участие в поимке итальянских заговорщиков, покушавшихся на жизнь Наполеона III, — дело происходило в Париже, но разработкой замысла и изготовлением бомбы преступники занимались в Лондоне. Уичер также возглавил возобновленное расследование по делу об убийстве констебля на кукурузном поле в Эссексе. В 1859 году Уичер выяснял, действительно ли преподобный Джеймс Бонуэлл, настоятель одной из церквей восточного Лондона, и его любовница, дочь священника, убили своего незаконнорожденного сына. Бонуэлл заплатил гробовщику восемнадцать шиллингов, чтобы тот тайно похоронил младенца в чужом гробу. Обвинение в убийстве суд снял, но вынес паре порицание, а в июле 1860 года епископ Лондонский вновь возбудил против Бонуэлла дело, на сей раз по обвинению в недостойном поведении. [18]

За пару месяцев до командировки в дом на Роуд-Хилл Уичер настиг в Париже, невдалеке от Пале-Рояль, похитителей драгоценностей на сумму в двенадцать тысяч фунтов стерлингов. Эмили Лоренс и Джеймс Пирс под видом светской пары орудовали в ювелирных лавках: Лоренс «смахивала» с прилавка медальоны и браслеты в муфту (у воровок всегда было куда сложить свою добычу — шали, меховые шарфы, муфты, огромные карманы в кринолинах). В апреле, сопровождаемый своими лучшими напарниками, сержантами Уильямсоном (Долли) и Тэннером (Дикома), Уичер вошел в дом в Стоу-Ньюингтоне, на северной окраине Лондона, где проживали грабители. Предъявляя Эмили Лоренс обвинение, он заметил, что та прячет что-то в ладонях, и спросил, что это. Началась потасовка, в ходе которой ее приятель пригрозил размозжить Уичеру голову кочергой. У Лоренс меж тем выпали на пол три бриллиантовых кольца.

Из кратких описаний, встречающихся в мемуарах, а также в газетных и журнальных публикациях, следует, что Джек Уичер был добродушным, немногословным, с юмором относящимся к своей профессии человеком. «Отличный офицер, — отзывался о нем детектив-сослуживец, — спокойный, проницательный, деловитый, никогда и никуда не торопился; как правило, удачливый и всегда был готов взяться за любое дело». [19] Отличала его своеобразная манера выражаться. Если Уичер был в чем-нибудь уверен, то «не менее, чем в том, [что он] жив». «Этого довольно», — говорил он, находя ключ к загадке. Он был благосклонен к противникам — мог выпить с вором по рюмке перед тем, как предъявить обвинение и надеть наручники: «Я готов обращаться с тобой как с человеком, если и ты ко мне отнесешься как к человеку». [20] Не прочь был и разыграть приятеля. Однажды в Эскоте — дело происходило в конце пятидесятых годов — вместе с несколькими полицейскими он пробрался ночью к знакомому инспектору, чрезвычайно гордившемуся своими бакенбардами, и отрезал с левой щеки изрядный клок густых черных волос.

При этом Уичер был человеком замкнутым, не любящим распространяться о своем прошлом. А в нем была по крайней мере одна печальная история. 15 апреля 1838 года женщина, называвшая себя Элизабет Уичер, ранее Элизабет Грин, а в девичестве Элизабет Хардинг, родила в Ламбете мальчика, при крещении названного Джонатаном Уичером. В свидетельстве о рождении она указала имя отца — Джонатан Уичер, профессию — полицейский, чин — констебль, домашний адрес: Про-виденс-роу, 4. Элизабет была на четвертой неделе беременности, когда Джек Уичер подал заявление о зачислении на службу в полицию, — не исключено, подтолкнула его к этому именно перспектива отцовства.

Три года спустя Уичер поселился в Холборне, на Хантер-плейс, как холостяк. Ни сын его, ни мать ребенка не фигурируют ни в актах о смерти, ни в переписях населения, проводившихся между 1838 и 1851 годами. И если бы не свидетельство о рождении, нет никаких оснований считать, что у Джека Уичера были дети.