Стервятники - читать онлайн книгу. Автор: Олег Петров cтр.№ 31

Иркутский генерал-губернатор Князев рвал и метал: Бодайбинское «царство» его не праздновало. Рвать и метать можно было сколько угодно, но закон о золотопромышленных обществах гласил: последние обязаны содержать за счет прибыли местные государственные учреждения. Другими словами, вся чиновничья рать в Бодайбо и окрестностях кормилась с руки «ЛенЗоТо». Сия картина порождала махровое взяточничество в присутственных местах, а разгул коррупции - элементарное рабство и полнейший произвол по отношению к работному люду. Рабочий день для него с 1 апреля по 1 октября составлял 11 с половиной часов, сокращаясь на полчаса в зимнее время, до апреля. Причем, под понятие рабочего времени подпадало только то, что было занято добычей золота. Сколько часов тратили рабочие, чтобы из жилой казармы добраться до шахты или прииска - никого не интересовало. А концы зачастую измерялись не одной верстой. Не интересовала администрацию компании, прикормленных ею госчиновников и элементарная безопасность работ. Горный надзор фиксировал только те несчастные случаи, о которых ему соизволили донести хозяева промысла. Но и эти условные цифры впечатляли: в 1911 году на 5442 рабочего было зарегистрировано 896 серьезных травм. Шахты заливала рудничная вода, никаких сушилок никто не оборудовал. Летом еще куда ни шло, а зимой, когда мороз за тридцать-сорок? В сырой, задубелой одежде рабочие шли в казарму, там их встречали те же холод и сырость. Мокрые сапоги примерзали к земляному полу, без шапки укладываться спать рисковых не находилось.

По «полной программе» работяг дурили и с заработком. Нещадно штрафовали за малейшие провинности, чаще организуемые искусственно, при сдаче добытого золота - обвешивали, нахраписто и бесцеремонно: в полтора-два раза! Но акционерные чудеса на этом не заканчивались. Предметом узаконенного грабежа становился и добытый кровью и потом заработок. Наличными деньгами рабочие получали меньше трети получки. Почти половина заработка выдавалась натурой - продуктами и промтоварами из лавок компании, где, как и при сдаче золота, немилосердно обвешивали и обсчитывали, всучивая по завышенным ценам откровенное дерьмо. Причем, нередки были случаи, когда работяга, в буквальном смысле слова, вынужден был довольствоваться дерьмом: в тот же хлеб торгаши-пекари беззастенчиво замешивали песок, тряпки, конский кал. Широко действовала талонная система: часть зарплаты выплачивалась талонами-бонами определенного номинала. Пробуешь отоварить такой талон - набирай на всю сумму, сдачу тебе никто не даст.

В общем, сказать, что рабочие «ЛенЗоТо» в начале 1912-го стали заметно проявлять недовольство - значит, не сказать ничего. В марте двенадцатого терпение лопнуло! А непосредственным поводом к всеобщей бузе послужил гнуснейший факт, случившийся на Андреевском прииске. Жена рабочего Завалина пришла в местную лавку «ЛенЗоТо» за продуктами. Приказчик, ухмыляясь, отвесил ей мороженой конины. В казарме, при разделке мяса, женщина с ужасом увидела, что львиную долю купленного куска составляет. конский член! Возмущенная толпа рабочих через полчаса подступила к крыльцу конторы прииска, где случилось оказаться исполняющему обязанности главного управляющего приисками Теппану. Тот испугался толпы и предложил начать переговоры с выборными из рабочих.

Через три дня группа выборных превратилась в стачечный комитет, окончательно сформированный на общем, пятитысячном собрании рабочих. Комитет, под угрозой всеобщей забастовки, выдвинул серьезнейшие требования: установление восьмичасового рабочего дня, повышение зарплаты, отмену штрафов и принудительных работ для членов семей рабочих, удаление 26 наиболее ненавистных управленцев, улучшение жилищных условий (с обустройством раздельного проживания холостых и семейных) и снабжения, упорядочение цен на продукты и повышение их качества, организация медицинской помощи, увольнение только летом с бесплатным проездом рабочего и его семьи до пристани Жигалово.

Но частное бодайбинское «правительство» плевать хотело на потуги стачкома! Управляющие приисками потребовали от официальной власти немедленного принятия самых жестких мер по прекращению забастовки. Был организован широкий расчет бастующих через мировых судей. В суды администрация «ЛенЗоТо» передала зарплату рабочих и расчетные книжки. Приходя туда за деньгами, рабочий одновременно становился ответчиком по иску управляющего прииском: ему сообщалось об увольнении с работы, выдавался расчет и решение о выселении из казармы, на все четыре стороны. По сути - на верную смерть: в тайге сумели бы выжить единицы, да и то в короткую теплую пору. К концу марта компания предъявила рабочим через своих поверенных 1200 исков. Одновременно, к охваченным волнениями приискам подтягивались войска.

В ночь на 4 апреля все 11 уполномоченных членов центрального стачечного комитета рабочих Ленских приисков были арестованы. Наутро к Надеждинскому прииску, где находилась «головка» администрации «ЛенЗоТо», двинулась трехтысячная колонна манифестантов. Рабочие были настроены вполне миролюбиво: единственным побуждением было просить власти комитетчиков освободить, ибо-де никакого организованного бузотерства нет, каждый сам по себе бастует, безо всяких подстрекателей, по причине нарушения администрацией компании индивидуального трудового договора.

Манифестанты несли в руках заявления-челобитные именно такого содержания, написанные на имя товарища (заместителя) прокурора Иркутского окружного суда Преображенского. Нашелся в рабочей среде кто-то подсадной или купленный с потрохами, надоумивший массу работяг накорябать под диктовку эти глупенькие бумажонки, которые никого не интересовали и никого не могли спасти. А для предстоящего следствия над бунтовщиками - находка. Каждому да воздастся.

Колонну встретили солдатские шеренги, за которыми суетилось хмельное офицерье, грозившее подчиненным: лично пристрелим каждого, кто будет плохо целиться. И грянул залп! За ним еще и еще!! Военные хладнокровно расстреляли челобитчиков: 270 человек были убиты на месте, 250 ранены. Позже выяснится, что 117 человек получили огнестрельные раны в лежачем положении, а 69 - в спину. На весь мир раскатилось эхо Ленского расстрела...

НИКОЛАЙ Новиков, к его счастью, оказался в этот день вдалеке от Надеждинского прииска. Но по указке хозяина усердно занимался уговорами работяг, прослышавших о забастовке. Когда вернулся в Иркутск - узнал о расстреле. Перекрестился: под горячую руку возмущенные трагедией на Лене старатели могли, как говорится, замесить и хозяйскую служку.

Лето прошло наэлектризованным: в тревоге и суете. Старый Бертеньев психовал, ожидая грандиозного расследования причин Ленских событий: рыльце-то тоже в пушку. Новиков избегал управляющего по мере возможности, дабы в каком-нибудь пустячке не оказаться козлом отпущения. Но следствие постепенно заглохло, и Бертеньев успокоился.

А потом, осенью, вновь появился Ванька Шустрый. Не пустой вернулся, но мрачный. Сколько не выведывал хитрый Коляша у немца подробностей: нашли ли? с кем ходил? - ничего по делу не узнал. Кроме одного: «деминское золото» так и осталось недоступным, а небольшая добыча случилась в другом месте.

Лишь два года спустя Шнелль опять пристал к Новикову, предлагая новый поход в Восточные Саяны на поиски «Золотой Чаши». Тогда только рассказал он Николаше, что месторождения не сыскал, но натерпелся страху, чудом увернувшись однажды от черной стрелы, ударившей из чащи, когда перешел его отряд на левый берег в верховьях Китоя. В ответ жахнули из четырех бердан, порыскали по кустам. Ничего! А следующей ночью пропали двое рабочих. Черт знает куда! Повторилась жуть 1910 года!