Мучная война - читать онлайн книгу. Автор: Жан-Франсуа Паро cтр.№ 70

— И с тех пор вы пребываете в неведении?

— В забвении, в молчании! Даже святых мучеников не лишали права голоса! Молчание несовместимо с человеческой природой! Шесть лет я пребываю в этом адском донжоне. Вы видите, сколь я несчастлив, видите мое жалкое ложе, напоминающее эшафот, видите мои оковы, мои лохмотья. А голод, который меня постоянно мучит! А ведь, как мне недавно стало известно, на содержание мое государственная казна отводит три тысячи ливров. Но, видимо, эти деньги поступают в карман Ружмону, который только и делает, что преумножает мои страдания, не исполняет приказы и клевещет на меня в своих доносах. А жестокосердый Сартин, похитивший меня во мраке ночи, возненавидел меня еще больше и, похоже, вознамерился погубить.

Внезапно Николя, посмотрев в глаза узнику, прошептал:

— Три точки и тридцать один.

Узник с криком отшатнулся.

— Предатель, так ты, значит, принадлежишь к этому адскому отродью?

— Сударь, уверяю вас, вы заблуждаетесь. Слова эти долетели до меня из толпы, их произнес какой-то подозрительный субъект, зачинщик беспорядков. Если вам, как вы сами утверждаете, дороги интересы короля, государства и народа, объясните, что значит эта формула.

Заколебавшись, Лепрево де Бомон вперил взор в Николя, словно пытаясь понять, что скрывает открытое лицо посетителя.

— Сударь, не знаю, почему, но верю вам на слово. Невидимыми путями, указать которые я не могу, ибо узнал их совершенно случайно, став слепым орудием судьбы, ко мне попали эти слова, служащие сигналом для общего сбора. Значит, все по-прежнему… В свое время, когда существовали тайные договоренности, слово это являлось своего рода магическим ключом. Однако формула nihil obstat [40] должна была измениться и, возможно, послужить иным целям.

— Но что все это значит? Что за тайная формула?

— Устраивались собрания. Полагаю, на этих собраниях встречались сообщники. Совет обычно проходил в Париже, в одном из трех мест, откуда и три точки, и состоял из тридцати трех человек. Это первый ключ, второй, мне неизвестный, позволял уточнить место, одно из трех… Во всяком случае, мне так кажется.

— Благодарю вас, сударь. Не угодно ли? — и он протянул узнику открытую табакерку.

Некоторое время они усиленно чихали, что, как неоднократно убеждался Николя, укрепляло чувство доверия.

— Сударь, — продолжил Николя, — мне хотелось бы задать вам еще несколько вопросов. Вам знакомо имя Энефьянс?

И снова узник дернулся, подтверждая тем самым подозрения Николя.

— Сударь, — ответил Лепрево, — могу лишь повторить, что вы проникли в их тайны гораздо глубже, нежели сами можете предположить. Впрочем, я уже ничем не рискую, если попробую расширить ваши знания. Хотя едва ли я знаю больше вашего. Но, видимо, вам неизвестно, что булочник с улицы Монмартр, имя которого я не знаю, разгадал попытки Энефьянса-сына обмануть лигу и сообщил об этом совету. Нечестивца сразила молния, иначе говоря, Энефьянс был уничтожен, не узнав, кто и откуда нанес ему удар.

— Еще одна подробность. Когда именно вы узнали о доносе?

— Незадолго до моего похищения людьми Сартина.

— Сударь, — подвел итог Николя, — надеюсь, вы были со мной искренни.

— Я знаю, как тебе противна ложь любая,

Что жизнь — и ту отдаст, о Лепрево [41] ,

Коли ему, дабы себя от смерти сохранить,

Уста хоть словом лжи придется осквернить.

Так что сами видите, сударь, несчастный узник не напрасно пользуется библиотекой господина де Лале. Надеюсь, я могу рассчитывать на ваше благорасположение.

Николя всегда мучили призраки прошлого; вот и теперь перед ним предстала камера, где отчаявшийся узник, назавтра ожидавший приведения приговора в исполнение, тоже просил у него заступничества. [42] А он не мог ему ничего ответить.

— Сударь, будьте уверены, если представится случай, я не премину походатайствовать за вас.

— Благодарю вас, вы кажетесь мне человеком чести.

Николя толкнул тяжелую дверь и вышел из камеры. На первом этаже он нашел коменданта, и тот с недовольным видом подписал записку Ленуара. Напомнив Ружмону о необходимости держать его визит в полнейшей тайне, Николя покинул крепость и ее неприятного управляющего.

Сев в фиакр, Николя предался размышлениям. Несмотря на возбуждение, речи узника звучали вполне осмысленно. Собственно, в чем его обвиняли? Не похоже, чтобы он злоумышлял против короля. Значит, из его речей можно было сделать вывод о существовании заговора государственных мужей. Столкнувшись со злоупотреблениями, честный и простодушный Лепрево стал громко возмущаться… Но горе тому, кто поднимает шум с благими намерениями! Видимо, подозрения поборника истины завели его слишком далеко и высоко. Служители короля, министры, интенданты, откупщики, оптовые торговцы и армейские поставщики постепенно, незаметно для посторонних глаз, захватывали торговлю зерном в свои руки. Тайна скрывала продажность и служебные злоупотребления, а донос пресекал любые поползновения сделать махинации достоянием гласности. Честный и упорный Лепрево де Бомон, не обладая достаточными доказательствами, попытался выступить в роли разоблачителя, но те, кто стоял у руля государства, не могли этого допустить.

Служа королю, Николя вполне мог представить себе мотивы, по которым Лепрево удерживали в одиночном заключении. Множество подданных его величества были уверены в существовании заговора, «пакта голода», а потому выход на свободу человека, готового во всеуслышание доказывать существование сговора, мог породить ненужные волнения. В 1774 году портной, мэтр Вашон [43] , сообщил комиссару королевской полиции, что, судя по слухам, короля обвиняли в создании ажиотажа вокруг запасов зерна. В то время даже Бурдо верил этим слухам, а когда Николя стал их опровергать, посчитал своего начальника излишне прекраснодушным и не знающим жизни.

Убеждения Николя помещали истину где-то посредине. Прежняя система регулирования торговли зерном, несомненно, открывала простор для махинаторов, извлекавших выгоду из ее несовершенства. Возможности множились, пользовались ими бесконтрольно, и дряхлый механизм монархии стал давать сбои. Зло зарождалось, росло и расползалось по всему королевству; откупщики и прочая сомнительная публика, кишевшая вокруг главного продукта питания, показала зубы, беспорядки привели к несправедливостям. Бывший секретарь управляющего церковной собственностью, радея за государство, принялся кричать о злоупотреблениях на всех углах.