Приди, сладкая смерть - читать онлайн книгу. Автор: Вольф Хаас cтр.№ 12

— Ваша жена об этом ничего не узнает, — заверил его Бреннер.

— И чего вы от меня хотите?

Потом Бреннер уже увидел, что тот испытал облегчение от того, что задание оказалось таким легким.

— Прослушать радио? — Господин Освальд чуть было не рассмеялся. — Это не проблема, — сказал он и едва не подавился своей минералкой, такой у него вырвался вздох облегчения.

По дороге домой Бреннер был очень радостным.

Он думал, что на сегодня все худшее уже позади. Вообще-то вполне понятный оптимизм, если учесть, что до полуночи оставалось всего три минуты.

Но все-таки он ошибся. Потому как уже в арке двора службы спасения ему попался навстречу Ханзи Мунц, и Бреннер сразу увидел, что тот не в своей тарелке.

— Гросс мертв!

По его виду Бреннер понял, что это не шутка. Уже по тому только, что он сказал «Гросс», а не «Бимбо», — так сказать, проявил уважение к покойнику.

И все-таки он не удержался и тут же рассмеялся, как будто Ханзи Мунц рассказал ему хорошую шутку.

— Хотел бы я знать, что тут смешного! — несколько секунд спустя заорал Ханзи Мунц, оправившись от испуга.

— Гроссмейстер Смерть, — отвечал Бреннер.

Но Ханзи Мунц, конечно, ничего про это знать не желал.

— Умер Гросс, — упрямо повторил он. — Бимбо! Хотел бы я знать, что тут смешного!

— Да я и не смеюсь, — заверил Бреннер. Потому как, во-первых, теперь ему это и в самом деле уже не казалось смешным. А во-вторых, ему не хотелось рассказывать Мунцу всю историю. А уж в такой ситуации и подавно.

Но тебе-то я могу вкратце рассказать про это.

Если ты в наше время работаешь в похоронном бюро, то у тебя высококвалифицированная работа. Это не то что раньше, когда считали: взгляд попечальнее, пара сотен гвоздей для гроба — и ты уже готовый гробовщик. Теперь же широкий спектр требований: у тебя должна быть психология, у тебя должна быть садоводческая жилка, у тебя должна быть вся бюрократическая процедура, у тебя должна быть вся бухгалтерия. И так далее, и так далее, и так далее!

И при этом ты еще вовсе не являешься высококлассным мастером похоронного дела. Потому как у высококлассных специалистов должна быть еще и литература, причем всяческая: японская, китайская, афоризмы и прочее.

Когда тетка Бреннера в незапамятные времена упала замертво, стоя на Пасху в очереди на исповедь, именно Бреннеру пришлось выбирать из каталога похоронного бюро слова для траурного сообщения. Распорядительнице похорон пришлось тогда честно признать: то, что он выбрал, было самым красивым, ты послушай:

Гроссмейстер — Смерть.

Нас не спасет

защита светлых муз.

Введенных жизнью в искушенье

она решает ослепить сравненьем,

живущим в нас.

Нет, минутку —

она решает ослепить рыданьем,

живущим в нас.

Вот так правильно. И я тебе честно скажу: если бы мне сегодня пришлось выбирать траурное стихотворение, я бы тоже выбрал это. Одно это чего стоит: ослепить рыданьем. Да ты вслушайся, как звучит! Тут уж как бы самому не разрыдаться или уж по меньшей мере не сдвинуться. Правда, про защиту этих муз мне нравится меньше, но, вероятно, так оно и должно быть.

Теперь слушай. Тетку его похоронили больше десяти лет назад. В голове Бреннера стихотворение было погребено по крайней мере так же хорошо, как тетя на Пунтигамском кладбище, считай, напрочь исчезло. Но ведь бывает же такое! Как только Ханзи Мунц около полуночи сказал Бреннеру: «Гросс мертв», все стихотворение целиком воскресло из мертвых, совсем как волосы Ангелики прошлой ночью, ну фактически полуночный полтергейст.

И я должен честно сказать, что вполне понимаю, почему у Бреннера не было сейчас никакого желания рассказывать всю эту историю Ханзи Мунцу. Ему хотелось наконец узнать, как это Гросс вдруг мертв. К сожалению, так и было. А в дверях Ханзи Мунц все еще возмущался: «Ясное дело, ты смеялся!»

И я даже не знаю, отчего это случилось, то ли это от напряженной атмосферы, царившей во дворе, от неестественной обстановки среди ночи, когда весь дом был в совершенном возбуждении, хотя по ночам ездят только вольнонаемные, а здесь в доме никто из них не живет. То ли Бреннер все-таки хватил лишнего в кафе «Аугартен», однако он вдруг сказал Ханзи Мунцу:

— «Гроссмейстер — Смерть. Нас не спасет защита светлых муз».

— Что ты там бормочешь?

— Да так, ничего. Что с Бимбо-то случилось?

— Ты сказал «Мунц»! — не отступал Ханзи Мунц.

— Я не говорил «Мунц». Я сказал муз. Это такое стихотворение.

И вот теперь ему все-таки пришлось объяснять Мунцу всю эту историю со стихотворением. Пока Мунц наконец успокоился, они уже подошли к диспетчерской, к вольнонаемному Фюрштауэру.

И если само по себе необычно, что профессионал вообще разговаривает с вольнонаемным, то уж тем более совершенно невозможно себе представить, чтобы вольнонаемный получил главное слово. Ну, тут, конечно, кому угодно станет жутко: полночь, в гараже мертвец и в центре внимания вольнонаемный.

— Я что теперь, должен все по новой рассказывать, что ли? — раздраженно спросил Бреннера вольнонаемный Фюрштауэр. Потому как Фюрштауэр был человек сообразительный, он точно знал, что не век ему быть звездой. Сейчас нужно проявить прыткость, если хочешь что-нибудь с этого поиметь.

— И где же ты его нашел?

— В двадцать один час двадцать минут поступил срочный вызов. — Вольнонаемный Фюрштауэр опять начал с Адама и Евы. — Код двенадцать, разбился на мотоцикле. У меня водителем был Мраз. Его как раз сейчас уголовная полиция допрашивает — там, в лекционном зале. Хотя я им и так уже все рассказал. И уж точно лучше, чем этот Мраз. До того как я перешел в Земельное правительство, я ведь одиннадцать лет был школьным учителем. И вот чего дети просто никак не могли усвоить, так это разницы между кратким содержанием и пересказом. Но я им каждому это вдолбил. К концу средней школы каждый из моих детей знал: краткое содержание только пять строчек или вообще только одно предложение. Ну, может, шесть строчек, если у кого почерк размашистый. И в отличие от этого — пересказ можно с подробностями.

— Попробуй-ка краткое содержание.

Вольнонаемный немного напоминал Бреннеру учителя физкультуры, который был у него в пунтигамской гимназии. Совершенно такая же лысина, и точно так же, как Фюрштауэр, учитель физкультуры отращивал с левой стороны длинные волосы, чтобы они доставали через всю голову до правого уха. Довольно изощренное решение, но стоило этому учителю физкультуры самому пробежать хотя бы шаг, как от такого усердия волосы отделялись от лысины и свисали с одной только стороны до правого плеча.

А теперь, как только Бреннер сказал про краткое содержание, ему показалось, что у вольнонаемного Фюрштауэра зализанные на лысину волосы тоже слегка отделились. Как будто слюна ровно в этот момент потеряла свою клейкость. Конечно, у него волосы не обязательно от обиды поднялись. Может, это просто ночной ветерок слегка поиграл его волосами.