Иллюзия жизни - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Черненок cтр.№ 14

Не успел Голубев отсмеяться, с папкой под мышкой в кабинет вошел насупленный следователь. Поздоровавшись, сел напротив Голубева.

– В чем проблема? – спросил Слава. – Почему мрачный?

– Для компьютерного совмещения нужна портретная фотография Царькова. Где ее взять, не знаю, – ответил Лимакин.

– Царьков издавал книжки со своими портретами. Фотка оттуда годится?

– Годится, если не испорчена ретушью.

– Теперь, Петя, не советское время, когда все подряд ретушировали. Нынче тексты и фото печатают без прикрас, – Голубев повернулся к Бирюкову. – Надо, Антон Игнатьич, провести осмотр в доме Царькова. Кроме фотографии, может, обнаружатся какие-то записи или фамилии людей, с которыми Царьков контактировал.

– Сделаем это сегодня, – сказал Бирюков. – А пока докладывай собранную информацию.

Слава стал излагать содержание вчерашних бесед с участковым Кухниным и стариком Пахомовым. Завершив подробный пересказ, после недолгого молчания добавил:

– Практически мне удалось раскрыть лишь один вопрос: «Федор Разин или Дразин» – это Теодор Драйзер. Все остальное, к сожалению, по-прежнему затянуто плотным туманом.

– Но из тумана уже высветился похожий на Фантомаса книжный продавец Максим-толстый, приезжавший к Царькову в черном внедорожнике, – заметил Бирюков. – Надо разыскать его.

– Если «Фантомас» местный, мигом разыщу, – оптимистично заявил Голубев.

– Это первое, что тебе следует сделать, – продолжил Антон. – И еще одно срочное поручение. Запроси Информационный центр УВД и областное Управление угрозыска, чтобы выяснили: чем промышляет в Новосибирске карманник Синяков, и что за фирма «Эталон-плюс», которую охраняет сожитель Яны Золовкиной. Как его фамилия?

– Сапунцов. Предполагаешь, он может оказаться в числе подозреваемых?

– Предполагать и подозревать будем позже, когда появятся факты. Сейчас же надо проверить все окружение Царьковых.

В разговор включился следователь:

– Кстати, Слава, обязательно выясни прошлое Золовкиной. При телефонном разговоре с ней мне не понравилась лаконичность этой «домработницы».

– Еще какие поручения будут? – спросил Голубев.

– Срочно выполни эти. Дальше будем определяться по ходу дела, – ответил Бирюков и посмотрел на Лимакина. – Пригласи, Петр, эксперта-криминалиста Тимохину, и втроем поедем смотреть жилье Царькова.

…На улицу Кедровую следственная группа приехала в прокурорских «Жигулях». Белая машина без сигнально-мигалочных наворотов не привлекала к себе внимания, однако как только остановилась возле дома Царькова, у калитки противоположной усадьбы будто из-под земли выросла дородная фигура тети Моти Пешеходовой.

– Пригласи ее в понятые, – сказал Лимакину Бирюков. – Еще позови Пахомова, если Андриян Петрович не на рыбалке.

Ни Пешеходова, ни Пахомов от предложения «поучаствовать в осмотре» отнекиваться не стали. Увидев Антона Бирюкова, старик обрадовался так, словно долго-долго ждал этой встречи и наконец-то дождался. Обнявшись будто с родным сыном, он придирчиво оглядел темно-синий прокурорский мундир и восхищенно проговорил:

– Отлично выглядишь, земляк! Это какой же у тебя чин?

– Старший советник юстиции, – ответил Антон.

– По военным меркам, судя по звездам на погонах, в полковниках ходишь. До генеральской звезды рукой подать, а?…

– Прокуроров с генеральскими звездами в районах не держат.

– А ты двигай выше. Если мохнатой руки в верхах нету, сам настоятельно просись.

– Напрашиваться самолюбие не позволяет.

– Отбрось сантименты! Гордость да самолюбие, Антон Игнатьевич, как нижнее белье. Их надо иметь, но не надо показывать. Стань ласковым, и начальство тебя возлюбит.

Бирюков засмеялся:

– Не люблю, Андриян Петрович, подхалимажа.

– Без него труднее жить.

– Ничего, как-нибудь проживем.

Лимакин, обращаясь к Бирюкову, сказал:

– Дверной запор придется взламывать.

– Не надо, не надо, – торопливо проговорил Пахомов. – У меня есть ключи. Гоша постоянно боялся их потерять и запасной комплект передал мне на хранение.

Когда участники следственной группы вместе с понятыми вошли в дом Царькова, им показалось, что вместо жилого помещения они попали в книжный склад. Одна из комнат была в полном смысле слова забита типографскими упаковками книг. Такие же книжные пачки, уложенные друг на друга, возвышались от пола до потолка по обеим сторонам неширокого коридорчика, оставляя лишь узкий проход в кухню и смежную с ней комнату, в которой находились просторный кожаный диван, полированный платяной шкаф и небольшой школьного типа письменный столик. На столике – стопка чистой бумаги, плоский белый телефон с кнопочным набором, мельхиоровый подстаканник, заполненный цветными карандашами, и портативная пишущая машинка «Любава». На вложенном в ее каретку листке было отпечатано четверостишие:

Какой резон заваривать мне кашу,

Ведь я уже успел перебеситься.

Я раньше опасался, что откажут,

Теперь боюсь, что могут согласиться…

– Стишок, кажется, со смыслом, – обернувшись к Пахомову, сказал Бирюков.

– Плагиат, – ответил старик. – Списал Гоша у кого-то. Сам такое он не мог придумать.

– А вдруг талант прорезался…

– Хэ, Антон Игнатьевич, – усмехнулся Пахомов. – Как говорил Шолом-Алейхем, талант, если он есть, так и есть, если его нет, так и нет.

– По-вашему, у Царькова таланта не было?

– Задатки были, да уплыли.

Бирюков перевел взгляд на книжную полку, укрепленную к стене над столиком. Среди прочих книг выделялось шесть книжек, на корешках которых значилось одно и то же: «Георгий Царьков. Лирика».

– Полное собрание сочинений Гоши, – сказал Пахомов.

Над полкой висела цветная фотография молодой русоволосой женщины в белой блузке с отложным воротом и загнутыми широкими обшлагами. Облокотившись на узорный подлокотник кресла, женщина опиралась подбородком на сцепленные в пальцах руки. Кисть ее левой руки обвивала в три ряда жемчужная нитка, а на безымянном пальце золотился бирюзовый перстенек. В ушах серьги-подвески из продолговатых перламутровых камешков, соединенных между собой серебристыми колечками, миловидное лицо было задумчивым, с опущенным грустным взглядом.

– Что за красавица? – спросил Бирюков.

– София Михайловна Царькова, – ответил Пахомов. – Вдохновительница Гоши и издатель его трудов.

– В жизни Сонечка намного интереснее, чем на этой печальной карточке, – подхватила тему Пешеходова. – Извел ее, милочку, одержимый Гоша своим глупым трудом.