Витязь на распутье - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Елманов cтр.№ 16

– Ну-у, твоя воля, – недовольно промычал Гермоген и начал свою речь.

Дескать, приспели лета у царевны, благо что господь не обидел ее ни красой, ни умом, ни статью, да и о детушках малых пора призадуматься. А учитывая титул Федора Борисовича, брать надлежит ровню, из самых именитых боярских родов.

Я открыл было рот, но вовремя вспомнил ее заговорщический шепот, когда наш струг уже подплывал к костромской пристани:

– Братцу не сказывай покамест, ладноть? А то ж стыдобища – допрежь сватовства целовалась. Да и негоже ныне о таковском речи вести – пущай хошь глубока печаль минет, а уж тогда… Потерпи чуток, любый. – И виноватая улыбка на лице.

Пришлось промолчать и продолжать слушать. Зато царевич помалкивать не собирался и, торопясь закончить беседу – Любава ведь ждет, – вежливо, но сухо пояснил митрополиту, что он и сам прекрасно понимает – лета у его сестры действительно приспели, однако, принимая во внимание траур, говорить сейчас об этом рано.

Однако Гермоген не унимался, заметив, что речь идет не о свадьбе, которую, несомненно, надлежит играть не ранее последних чисел апреля, то есть после Пасхи, и даже не о сватовстве, которое ему, как духовному лицу, также не пристало. Только о предварительных наметках, и тут он вполне мог бы подсказать Федору наиболее достойную кандидатуру, чьи предки в свое время правили страной.

Я сразу же заподозрил, откуда растут ноги у страстного желания Гермогена помочь с выбором супруга для Ксении, смекнув, что не зря владыка ездил в Вятку, то бишь в Хлынов. Выходит, это был не просто вояж по епархии, но и…

Ну, так и есть – угадал я. Митрополита подвела торопливость. Наскоро перечислив несколько родов, причем выбрав такие, о которых я если и слышал, то краем уха, словом, откровенно худородные, он в итоге быстренько отмел их в сторону и остановился на… Василии Шуйском.

Едва заслышав фамилию, Федор возмущенно вспыхнул, вскочил со своего стула и гневно заявил, что об этом боярине, который чуть не спровадил его на тот свет, он даже и говорить не желает.

Однако Гермоген оказался настойчив и принялся доказывать, что все было совсем не так, ибо обвинения его в якобы попытке отравить государя и царевича не более чем ложь и навет некоторых тайных завистников и врагов, которых у столь именитого человека предостаточно. В конце концов это понял даже Дмитрий, иначе бы он ни за что не отменил смертный приговор.

Получается, что Федору Борисовичу не следует злобиться на него сердцем, ибо в этой истории в равной степени пострадали оба и неизвестно, кому досталось больше. Если Годунов отделался двумя-тремя днями телесного недомогания, то Василию Ивановичу куда дольше придется смывать с себя позорное и несправедливое черное пятно гнусной клеветы.

Напоровшись на мою ироническую ухмылку, митрополит разгорячился еще пуще и сурово отрезал, что в боярской невиновности он как духовное лицо уверен абсолютно, потому что лично его исповедал, и искренне раскаявшийся в своих грехах Василий Иванович в ответ на прямой вопрос ничуть не колеблясь заявил, что к оному страшному делу он совершенно непричастен. Может, князь и тут усомнится, что ему, как иноземцу, лишь недавно обращенному в истинную веру, простительно, но уж Федор Борисович, как истинно православный человек, должен понимать, что на ложь во время исповеди не пойдет даже самый гнусный тать и голо́вник [25] .

Я лишь развел руками, якобы признавая правоту слов владыки, хотя просто не желал с ним спорить. Во-первых, он постоянно и обильно пересыпал свою речь цитатами из Библии, так что смысл отдельных его фраз доходил до меня не сразу, уж больно загадочен этот самый церковнославянский язык, который широко и обильно использовал в своей речи митрополит.

Даже самое простое и обыкновенное в нем называлось так вычурно и непонятно, что поди пойми. Корова – крава, петух – алектор, якорь – котва, яма – колия. А что-то созвучное с другим, более знакомым мне, я вообще понимал неверно, считая, что бедник – это бедняк, хотя на самом деле Гермоген подразумевал калеку. Или предположил, что владыка имел в виду убийцу, сказав бийца, а оказалось, он говорил про драчуна. Словом, сплошная морока.

То есть я преимущественно слушал, опасаясь ляпнуть что-то невпопад. К тому же – и это во-вторых – фактов, доказывающих обратное, у меня просто не было. Разве что один, да и тот больше характеризующий степень бессовестности этого боярина, но никак не свидетельствующий о прямой лжи во время святого таинства покаяния.

А вот на Федора столь убойный аргумент, как заявление Шуйского на исповеди о своей невиновности, произвел довольно сильное впечатление. Заметив это, митрополит тут же поднажал, сказав, что нынешнее пребывание боярина в ссылке и немилости временное, ибо бог правду видит, так что истина рано или поздно восторжествует. Говорит же он это не огульно, а в подтверждение своих слов может сообщить, что государь уже частично простил Шуйского, смягчив его ссылку и повелев ему отправиться из Вятки в свои вотчины.

Словом, нет никаких сомнений, что со временем Дмитрий Иванович непременно одарит боярина своим полным прощением, о котором уже сейчас в Москве ходатайствует немало доброхотов.

Еще больше убедившись в правоте своей догадки насчет недавней встречи Гермогена с Василием Ивановичем в Вятке, а возможно, и не одной, я решил ее проверить. Так, на всякий случай. Припомнив, кого могут именовать на Руси князьями, а также разговор с Басмановым, который хоть и вкратце, но осветил мне некоторые родословные, я попытался возразить, что помимо Шуйских есть еще Хованские, Куракины, Голицыны, Мстиславские, Трубецкие, которых владыка отчего-то не назвал, но не тут-то было.

– Вскую [26] на литовских выкормышей шапку Мономаха надевать? – недовольно заметил он мне. – Не леть [27] им державой владети.

– Так ведь разговор идет не о царе, – напомнил я, мысленно кляня Гермогена за его пристрастие к церковнославянскому языку, – так что держава тут ни при чем.

– Зато о царевне и родной сестрице наследника престола, – поправил он. – Потому и выдавать ее надлежит за того, кто в силах подсобити Федору Борисычу, ежели занадобится. – Но, замявшись и поняв, что сказал лишнее, поправился, пояснив: – Ведаю, что Димитрий Иоаннович молод и здоров телом, одначе всякое бывает в жизни, коя в руках всевышнего. Потому-то и важно, дабы царевна обвенчалась с истинным Рюриковичем, укрепив тебя, Федор Борисыч, да подставив скимену [28] свое могутное плечо.

Моя очередная поправка, что на Руси помимо Шуйских имеется немало родов, которые тянут свою нить от Рюриковичей, тоже не была принята Гермогеном, который стал нещадно критиковать все княжеские фамилии, перечисленные мною.

Обвинив меня в том, что я не то что не читал, но, поди, и не слыхивал про некий государев родословец [29] , он железным катком прошелся вначале по названным мною Воротынским, Одоевским, Мосальским и Долгоруким (не те предки), затем по Шаховским и Хворостининым, Татевым и Пожарским (из захудалых и еще куча причин), после чего мой перечень иссяк, а торжествующий владыка вновь перешел к Шуйским.