Шок-н-Шоу - читать онлайн книгу. Автор: Юлия Волкова cтр.№ 34

Здесь, на «воле», несмотря на множество галдящих, праздных пляжников, Глория наслаждалась одиночеством. Она не знала никого, и ее никто не знал, никому не было до нее дела. Спасатели и их подруги в это время «несли вахту» — бороздили водные просторы на стареньких шлюпках, лениво поглядывая на резвящихся пловцов. Их умения здесь никому не были нужны — утонуть в «луже» можно только если очень постараться. О том, что по берегу гуляет Глория, они не догадывались, а посему и не навязывали ей свою компанию. Обычно она доходила по берегу до самого Комарово, покупала в пляжном павильоне мороженое (запрещенное в пансионате!) и возвращалась обратно, успевая к следующим съемкам. Но сегодня в Комарово она не пошла, купила мороженое прямо на пляже у мороженщика, суетящегося с огромной сумкой-холодильником среди загорелых, обнаженных фигур, и присела на небольшой валун в тени, куда народ особенно не стремился.

Ей нужно было успокоиться и сосредоточиться. И понять, что следует делать дальше. Очень хотелось все бросить и уехать домой. Дома хорошо, спокойно, там не смеются тебе прямо в лицо, не стреляют в затылок и не толкают людей с крыши. Там добрая, мудрая, старая бабушка, которая все понимает и никогда не сердится, и печет такие вкусные пироги с вишней и черной смородиной. Бабушка ничего не сказала, когда Глория все-таки решилась ехать в Петербург, но ведь было видно: она против этой затеи. Да и Глория была против! Если бы не Барчук с его даром убеждать кого угодно и в чем угодно, она бы, конечно, осталась. Но он сумел убедить даже бабушку, которая современную эстраду на дух не переносила. Да что там говорить! Она по телевизору только передачи канала «Культура» смотрела. Да изредка новости. Если бы не Григорий…

«Вы сын Барчука? — спросила бабушка, когда он переступил порог их дома, и глубокие морщины, испещрявшие все ее лицо, удивительным образом разгладились. — Да, конечно, вы очень похожи. Сергей Барчук — один из моих любимых артистов. Какой талант!» Глория видела, как смутился Григорий. И даже пробормотал некстати: «Да и я тоже ничего…», но потом спохватился и отчетливее произнес: «Да, отец был хорошим актером. И очень хорошим человеком». И злость в глазах, с которой он пришел в дом Кошелкиных, пропала напрочь. Они понравились друг другу — бабушка и Барчук. Бабушка искренне не понимала, как он — сын такого замечательного человека — может участвовать в таких «сомнительных» проектах. Барчук искренне не понимал, как «девочка может оставаться в Октябрьске, имея талант, молодость и красоту», а ее бабушка — «не заботиться о будущем своей любимой внучки». Они разговаривали интеллигентно, по-доброму, даже радостно как-то, как люди, которые долго искали близкого по духу человека и наконец-то нашли. Глория в их разговорах не участвовала, но когда бабушка выходила на кухню в очередной раз подогреть чайник, шептала Барчуку: «Никуда я не поеду. Вы же видите, какая она беспомощная. С кем она здесь останется?» Гриша удивленно смотрел на нее и переспрашивал: «Беспомощная? Вот эта милая леди — беспомощная? Девочка, где твои глаза? Да она нас с тобой переживет!» «У нее больное сердце», — объясняла Глория. «Тогда мы устроим ей путевку в санаторий, — весело проговорил Барчук. — Как раз на время съемок. А там поглядим. Может быть, ты сделаешь карьеру и перевезешь бабушку в Питер. Или в столицу». «А корова?» — ужасалась Глория от перспективы, нарисованной Барчуком. «Сдадим кому-нибудь в аренду, — смеялся он. — Наверняка в Октябрьске найдется какой-нибудь кот Матроскин. Да Бог с ней, с коровой! Я вам потом другую корову куплю». «Но зачем вам это нужно? — окончательно терялась Глория. — Приехали вот, уговариваете… Путевку бабушке, корову в аренду… Разве мало таких, как я?» «Много, — соглашался он. — Но я не могу бегать за всеми. Вот выбрал тебя. А раз выбрал, значит, не отстану. Характер такой, понимашь…» Глория не понимала. А бабушка… Бабушка вздыхала, смотрела ласково на Григория и мягким, проникновенным тоном спрашивала: «Григорий, вам, действительно, кажется, что Глория вполне справится с такого рода… работой? Я полагала, что для нынешней эстрады необходима несколько иная… натура…» «Ну как… — Барчук изображал задумчивость. А может быть, по-настоящему задумывался — про него никогда нельзя сказать, играет он или нет. — Ведь это смотря с какой стороны смотреть на это дело. Во времена вашей молодости и молодости моего отца была одна эстрада. Шульженко, Утесов, Козин, Русланова… Во времена моей молодости — другая. Зыкина, Магомаев, Кобзон… Сейчас эстрада отличается от эстрады времен оных. Но откуда мы знаем, какой она должна быть? Вот пляшут сейчас мальчики и девочки по сцене, безобразно пляшут и поют паршиво, а мы думаем, какая дрянь все нынешнее искусство! Но ведь это не искусство виновато, а конкретные люди, которые допустили дрянь на сцену. Может быть, на современной сцене как раз не хватает таких артистов, как Глория… с ее натурой… Лично мне не хватает… А вы кем ее хотите видеть в будущем?» Бабушка от этого вопроса терялась. Бывшая учительница, одна воспитавшая сына, а потом и внучку, она никогда не думала о карьере Глории. Вернее, она была твердо убеждена, что никакую карьеру девушке делать не нужно. Она постоянно пыталась внушить эту мысль Глории. Вот она выучилась и оттрубила в школе больше сорока лет. Сына выучила на инженера, а закончил он жизнь путевым обходчиком. Ну, это он сам, конечно, виноват, мужчина должен вверх продвигаться в своем деле, а он, напротив, по наклонной катился. А вот женщина… Для женщины главное семья, дети. Много детей. И любящий муж. Вот какой был предел мечтаний бабушки. Может быть, потому что ей самой ужасно этого не хватало. Глория с бабушкой не спорила. Понимала, пока бабушка жива, ни о какой карьере думать не приходится. Выучится она на учительницу, будет малышей учить, как бабушка, — вот ее карьера. Потом прискачет принц на белом коне или хотя бы на велосипеде и возьмет ее замуж. А потом родятся дети… Принц, действительно, прискакал. На «мерседесе» цвета «зеленый металлик», а не на велосипеде. Он не звал ее замуж. Он звал в другую жизнь. И звали этого принца Гриша Барчук.

«Надеюсь, это ненадолго», — неуверенно проговорила бабушка, понимая, что Барчук без ее внучки не уедет. «Все будет хорошо, Лизавета Матвеевна, — ответил Барчук. — Мы еще с вами споем… втроем…»

Домой ехать нельзя. Во-первых, бабушка из санатория только через две недели вернется. Во-вторых, это глупо. Уж если она обещала Барчуку, что пройдет весь этот ад до конца, то умрет, но пройдет. Не заставлять же его еще раз ехать за ней в Октябрьск. Есть еще одна причина, чтобы не ехать. Это как раз сам Барчук, что уж тут самой себе врать! Не хочется ей с ним расставаться. Это и смешно, и нелепо, и он к ней никаких чувств, как мужчина, не питает — он с Марфой в отношениях, это все видят. И больше того, Марфа заставляет его «роман разыгрывать» и с ней, и с Ласточкиной. Но это все равно. Ведь разыгрывает он роман или нет, но не проходит дня, чтобы он не подошел к Глории, не поинтересовался, как у нее дела. Видеть его, слышать чуть хрипловатый голос — уже счастье. Пусть оно продлится недолго, но зато оно есть. Некоторые всю жизнь живут и счастья не знают. А ей повезло. Она не была уверена, что это любовь. Нет, правильнее было бы сказать: она была уверена, что это вовсе не любовь. Потому что радоваться встрече с человеком, ощущать себя при этом счастливой, еще не означает любовь… Или все-таки — означает? Когда человек начинает понимать, что к нему пришла любовь?