Нешкольный дневник - читать онлайн книгу. Автор: Антон Французов cтр.№ 39

— Что ты хочешь мне сказать? Ты что… хочешь вернуться… на панель?

— Да, Рома. Не знаю, ты действительно помог мне тогда, и Коля Голик тоже. Наверно, если бы не ваша помощь, Клепа вписал бы меня в какой-нибудь уж совсем конкретный гниляк, из которого я не выползла бы. Но я жива, а он — нет. Вот так. А сегодня мне позвонила одна моя знакомая, спрашивала о том, как я живу, интересовалась, чем я собираюсь заниматься. Я сказала, что живу как в сказке. В сказке про Царевну-Несмеяну, которая безвылазно гнила в своем тереме, а все удивлялись, а что это, собственно, царевна такая кислая и не улыбается?

Я спросил хмуро:

— Что за знакомая?

— Ее зовут Ильнара. Она когда-то со мной работала, старше меня лет на семь. Только она теперь не просто Ильнара, проститутка, а — «мама». Коммерческий директор эскорт-фирмы, — пояснила Алка. — У нас их в городе уже несколько открылось, одна из них — «Виола», контора Ильнары.

— Значит, цивилизованное блядство по западному образцу, с эскорт-фирмами, а не с залетными сутерами, которые сами себе и «крыша», и хозяин, и водитель, и охранник? — отозвался я. Стоп. Нет, вру. Не мог я тогда так сказать. Во-первых, я таких слов-то тогда не знал и оборотов пышных (а после полугора месяцев общения с Боряном — Вырви Глаза и тому подобной братией и Пушкин бы мычал, как обезьяна), а во-вторых, ничего я еще не понимал в цивилизованном или нецивилизованном блядстве. Нет, конечно, девственником я уже давно не был, с таким-то счастливым детством и внешностью, которая, в отличие от детства, была на самом деле счастливой, в прямом, а не в издевательском смысле этого слова. Девственность, с которой в наше время многие спешат расстаться как можно быстрее, я потерял без всяких проблем в женской раздевалке бассейна «Дельфин». Произошло это примерно за три месяца до того, как мне исполнилось тринадцать лет. Но уже тогда я имел плечевой пояс и грудную клетку, которых практически любой взрослый мужчина не постыдился бы, а отдельные задохлики вообще могут только мечтать.

Я по ошибке заглянул не в ту раздевалку.

Ошибка от усталости — за тренировку я отмахивал иной раз по нескольку километров и чувствовал себя после этого как загнанная лошадь. Девушками я, конечно, уже интересовался, акселерация все-таки, но отношений как-то не завязывалось даже на уровне разговоров. Была там одна такая Яна, лет пятнадцати или шестнадцати, разбитная девица, которая давно меня присмотрела в качестве… бог знает в каком качестве она меня мыслила. Но только смотрела на меня маслеными глазками. У нее все в порядке было с фигурой, с грудью особенно, размер третий, наверно, да и купальники она носила дорогие, классные, яркие. Вот эта Яна и выступила застрельщицей. Меня, здоровенного лося, жавшего сотку в тренажерном зале, изнасиловала стайка малолеток

На ловца, как говорится, и зверь бежит. Я вошел в раздевалку и тут же встретил взгляд Яны. Она была только после душа, в одном полотенце. Я смутился и, пробормотав что-то жалкое и раздавленное типа «Ой, я не туда, кажись…», попытался выскочить из раздевалки. Но тут за моей спиной щелкнул замок, я обернулся и увидел прислонившуюся к двери низенькую, толстую девчонку, уже не помню, ни как ее звали, ни как она выглядела.

Яна сказала:

— Да нет, Рома, ты попал именно туда.

— Ты попал, — неожиданным басом сказала низенькая. Вообще у людей такой комплекции обычно писклявый голосок, взять хотя бы эту Ильнару Максимовну, у которой потом в «Виоле» работал.

Яна продолжала:

— Вот что, Рома. Ты мне нравишься. Да ты всем нравишься, правда, девчонки? — «Правда!» — отозвался кто-то из душевой, и Яна продолжала: — Ты, конечно, всем нравишься, но только ты какой-то странный. Стремаешься нас, как будто мы мегеры какие. Обсоски водяные, как говорится. В общем, так ты сейчас с нами трахнешься, и свободен. Ты, наверно, еще девственник, поэтому кобенишься. Нас тут шестеро, но ты молодой совсем, мальчонка, так что выдержишь. А вот если ты попытаешься отсюда улизнуть, — повысила она голос, заметив мое невольное движение к двери, — так учти: мы тут же поднимем шум, скажем, что ты вломился к нам в раздевалку, буянил, хотел изнасиловать… ну, скажем, меня. Тебя, конечно, не посадят, возраст у тебя неподсудный, но неприятности тебе гарантированы, мой отец — замминистра спорта в областной администрации, и из секции тебя точно выгонят. О плавании тогда можешь забыть. Ну что уставился? Давай!

И она сняла с себя полотенце.

Не знаю почему, но я не чувствовал никакого возбуждения, хотя сейчас, вспоминая, наверно, не могу не сказать, что фигура у этой Яны классная. Рожа, конечно, вульгарная, а в комплекте с сиськами-письками получается то, что именуют коротким и исчерпывающим словом «соска». Вот это-то наименование Яна тотчас же и подтвердила, потому что, в то время как меня, впавшего в какой-то столбняк, низенькая подтолкнула от двери ближе к середине раздевалки, Яна развязала шнур на моих шортах, а под ними больше ничего не было. Яна встала на колени и взяла в рот мой член, дальше все было как в дешевой порнушке, даже описывать противно. Судя по всему, в раздевалке остались самые отчаянные оторвы, потому что никто и бровью не повел при том, что Яна увлеченно делала минет. Толстенькая даже комментировала, что-то там советовала, но я уже не слышал, потому что переклинило мозги. Сейчас, конечно, такой яркости ощущений уже нету, поскольку первое впечатление — самое сильное, если не по силе, так по свежести. Тем не менее как бы мне хорошо ни было, я почувствовал себя униженным и оплеванным. Потому что меня, по сути, принудили, банально трахнули, я оказался в роли слабого, один против этих четырех сук. То есть их было шестеро, но прыгали на мне только четверо, остальные же мерзко хихикали.

…Все это промелькнуло у меня перед глазами, когда я смотрел на Алку. После этих ее слов, что она больше так не может и что она хочет возвратиться на панель, у меня во рту отчего-то возник привкус крови. То есть губы и так были разбиты и сочи-лйсь кровью, но вкуса ее я не чувствовал и ощутил только теперь.

— Ну что ж., значит, так надо, — наконец сказал я. Или, быть может, я сказал не эти, но такие же раздавленные, ни к чему не обязывающие и ничего не значащие, беспомощные слова. Да и неважно это вовсе.

Через две недели Алка работала в «Виоле» у своей старой подельницы Ильнары Максимовны. Я во все это старался не вникать, и так все понятно было, но я твердо знал, что с Алкой в «Виоле» должно быть все в порядке, по крайней мере, лучше, чем у покойного Клепы, который сам себе бог и сам себе судья, как говорится. Она сидела на частных заказах, на общий поток ее не ставили и в сауны не возили, так что по всем показателям она стала элитной.

С Алкиным новым сутером я случайно познакомился в каком-то кабаке, где, кроме как за баксы, не обслуживали. Были тогда, в начале девяностых, этакие валютные шинки, где родимые «деревянные» категорически не приветствовались, обслуживали практически только иностранцев, ну и — своих знакомых, тоже на грины счет ведущих. Сутер тот, Гена его звали, с созвучной фамилией Генчев, лепил горбатого о том, что, дескать, хорошая у них в конторе эта новая дама, Алка, жалко только, что имя рифмуется со словом «давалка», а сама носительница этого имени хоть и роскошная женщина и умеет себя подать этаким блюдом для гурмана, но тем не менее почти тридцать лет — это время, когда близко выход в тираж Молодое поколение подпирает. Напротив него сидела носатая баба с огромной грудью и пискляво выводила: