Никто, кроме нас! - читать онлайн книгу. Автор: Олег Верещагин cтр.№ 105

– Кто знает? – серьезно повторил Ларионов. – Знаешь, сколько было споров? Строить или нет… Людям жить негде… А Ромашов тогда сказал: «Без жилья люди выживут. А без памяти они так – стадо…»

* * *

Если честно, парад Верещагин не очень запомнил, хотя близнецы на его плечах выражали свой восторг весьма бурно. Только когда в самом конце пошли БМС – боевые машины сопровождения, заменившие в новой армии архаичные танки и самоходки – и грянул марш «Мы – армия народа», Верещагин словно бы очнулся. И увидел, что за «оборотнями» и «рысями» начинают выходить пионерские отряды.

– Первый пионерский отряд города Воронежа – отряд имени Дмитрия Медведева! – говорил диктор. – Созданный почти в самом начале блокады, этот отряд…

– Знаю. Все знаю, – прошептал Верещагин, ссаживая бурно запротестовавших мальчишек на руки матери и явно к ним привязавшейся Катьке.

Ему внезапно очень захотелось остаться одному – и он начал потихоньку выбираться из толпы. Ларионов спросил, оглядываясь:

– Куда собрался-то?

– Прогуляюсь, – ответил Верещагин через плечо. – Я сейчас.

* * *

Спустившийся на Воронеж летний вечер был теплым и тихим – тихим, так сказать, от природы, потому что праздник не утихал, переместившись с центральных улиц на концертные площадки, в Дома культуры и просто в квартиры. Уложив младших – с ними изъявили готовность остаться Юрка со Светкой – в доме Ларионовых (Ларионов-старший как бы автоматически считал, что Верещагины остановятся у него, начисто забыв, что дом Елены целехонек), остальные отправились в город, но Сережка с Димкой опять тихо слиняли, на этот раз прихватив с собой и Катьку. А двое мужчин и две женщины оказались около все того же Мемориала, где уже была возведена большая временная эстрада и собрались тысячи людей.

Эстрада была не освещена. Но потом вдруг откуда-то сверху ударил поток необычайно теплого, золотистого света, выхватившего из темноты фигуру очень красивой девушки в легком платье, с пышной, небрежно уложенной копной волос искристого, металлического цвета. Шагнув к краю эстрады, девушка подняла руку свободным жестом и звонко отчеканила:

Вечная

слава

героям!

Вечная слава!

Вечная слава!

Вечная

слава

героям!

Слава героям!

Слава!!

…Что-то шевельнулось в темноте – с левого края эстрады. Все скорей угадали, чем увидели – черный сгусток, имевший форму человеческого силуэта. Странно холодный, безликий, но сильный голос прозвучал из тьмы:

…Но зачем она им,

эта слава, —

мертвым?

Для чего она им,

эта слава, —

павшим?

Все живое —

спасшим.

Себя —

не спасшим.

Для чего она им,

эта слава, —

мертвым?..

Если молнии

в тучах заплещутся жарко,

и огромное небо

от грома

оглохнет,

если крикнут

все люди

земного шара, —

ни один из погибших

даже не вздрогнет.

Знаю:

солнце

в пустые глазницы

не брызнет!

Знаю:

песня

тяжелых могил

не откроет!

…Резкий взмах во тьме – словно махнуло черное крыло. И девушка, ломаясь в поясе, упала на колени и спрятала в ладонях лицо.

Круг золотистого теплого света начал сужаться, тускнеть…

Но вдруг – тьму полоснула золотая дорога! Раздались четкие, уверенные шаги. Чернота брызнула в разные стороны, и человек в форме РНВ, подойдя, поднял с колен и обнял девушку, с надеждой повернувшую к нему лицо – и в тишину упали слова сильного юного голоса, в котором звенел металл:

Но от имени

сердца,

от имени

жизни

повторяю!

Вечная

слава

героям!..

И голос девушки вновь зазвучал:

И бессмертные гимны,

прощальные гимны

над бессонной планетой

плывут

величаво…

Пусть

не все герои, —

те,

кто погибли, —

павшим

вечная слава!

Вечная

слава!!

…Свет погас. В темноте прозвучал звук колокола – размеренный и странный. Потом мужской голос, похожий на голос диктора радио военного времени, отчеканил:

Вспомним всех поименно,

горем

вспомним

своим…

Это нужно —

не мертвым!

Это надо —

живым!

Вспомним

гордо и прямо

погибших в борьбе…

Есть

великое право:

забывать

о себе!

Есть

высокое право:

пожелать

и посметь!..

Стала

вечною славой

мгновенная

смерть!

Колокол умолк. Зажглись круги холодного голубоватого света. В них стояли люди в разной форме – чезэбэшники, регулярные военные старой армии, ополченцы, интернационалисты, казаки… Молодые мужчины и женщины, юноши и девушки. Мальчишки и девчонки… Но форма лишь просвечивала сквозь накидки, похожие на саваны, и головы стоящих были опущены.

Потом они разом подняли лица. Губы их не шевелились – но один за другим начинали звучать горькие, недоуменные голоса – казалось, над эстрадой, сталкиваясь, бьются людские мысли…

Разве погибнуть

ты нам завещала,

Родина? —

горько спрашивал молодой мужчина.

Жизнь

обещала,

любовь

обещала,

Родина… —

тихо сказал девичий голос.

Разве для смерти

рождаются дети,

Родина? —

звоном взорвался крик мальчишки.

Разве хотела ты

нашей

смерти,

Родина? —

хрипловато произнес еще кто-то.

…Страшный грохот заставил всех вздрогнуть. Голубоватый свет погас; его сменило сплошное кровавое свечение, и на заднем плане всплыли зубчатые руины города. Верещагин почувствовал, как по коже побежал мороз, на миг он подумал: боги, неужели все заново?! Елена сжала руку мужа.

Саваны полетели прочь. И зазвучали уже живые, настоящие голоса…

Пламя

ударило в небо! —

ты помнишь,

Родина?! —

спросил почти яростно парень.