Скажи миру – «нет!» - читать онлайн книгу. Автор: Олег Верещагин cтр.№ 44

Ой ты взойди-взойди, солнце красное!

Обогрей ты нас, людей бедных,

Людей бедных – людей беглых…

Ой, да мы не воры, да й не разбойнички… —

Север на секунду запнулся и допел:

…Да батьки Лешего да мы работнички…

Я кинул в него веткой, но не нарушил общего настроения – посыпались славянофильские реплики:

Эх, да жись наша поломатая…

По лесам да буеракам, ровно волки, рыщем…

Нет у нас, сирых, хучь норы какой…

Ой, Русь-матушка, что ж ты к нам да так неласкова…

– Счас бы кофе с булочкой, да на печку с дурочкой, – не в тему ляпнул Сморч, и, когда все отсмеялись, Север опять затянул знаменитую:

Пусть нету ни кола и ни двора —

Зато не платят королю налоги

Работники ножа и топора,

Романтики с большой дороги!

А все разухабисто грянули припев:

Не же-ла-ем

жить, эх,

по-другому!

Не желаем жить по-другому!

Ходим мы,

По краю ходим мы,

По краю ходим мы, по краю —

Род-но-му-у!!!

– Север! – Вадим под общий смех осторожно рванул на груди ковбойку, уткнулся лицом в плечо улыбающегося Игоря и замотал головой: – Пой, Север! Песен хочу!!! Потешь душу мою больную!!!

Нам лижут пятки языки костра.

За что же так не любят недотроги

Работников ножа и топора,

Романтиков с большой дороги?! [10]

И под общий припев Саня начал жонглировать взятой у Сморча финкой.

Допели песню. Потом Игорь Северцев помахал рукой, сел удобнее, опершись спиной на притащенный сухой пень и задумался. Это означило, что сейчас он будет петь серьезное; примолк даже неугомонный Бэн. Потом Север поднял голову, обвел нас блеснувшими глазами…

Нам уготовано, мальчик мой,

Легкое это бремя —

Двигаться вверх по одной прямой,

Имя которой Время.

Памяти с ней не совладать.

Значит, нам повезло…

Время учит нас забывать

Все – и добро, и зло…

Встречи, прощанья – какое там!

Даже не вспомнить лица…

И только вещи, верные нам,

Помнят все до конца.

Помнят все до конца…

Помнит лодка причал, а весло

Помнит воду реки;

Помнит бумага перо, а перо

Помнит тепло руки;

Стены и крыша помнят людей —

Каждого – в свой срок;

Помнит дорога ушедших по ней,

Помнит выстрел курок…

Только проносится день за днем —

Значит, не пробил час…

Вещи тогда молчат о своем

И не тревожат нас…

Могут проснуться они летним днем

Или среди зимы,

Чтобы напомнить нам обо всем,

Что забыли мы… [11]

* * *

Девчонки оставили после себя в бане чистоту и порядок с остатками пара, который некоторые любители начали тут же нагнетать вновь и преуспели в этом (дверь мы поленом закладывать не стали, хотя в предбаннике девчонки стирали наши и свои вещи).

Я сам парилку всегда терпеть не мог. В ней у меня возникало ощущение, что уши плавно сворачиваются в трубочки, из которых со свистом начинает выходить пар. Я забился в уголок и занялся тем, для чего всегда использовал баню, – мытьем, хотя чан с горячей водой приходилось искать на ощупь. Похоже также, что кто-то озаботился надрать березовых веников, а когда такая штука оказывается в руках у некоторых товарищей – в них пробуждаются садистские наклонности. Я уже имел возможность в этом убедиться.

К счастью, пятнадцати парням в банной пристройке было тесновато, не развернешься, что и ограничивало творческую свободу. Поэтому все шло спокойно. Даже вениками пользовались лениво-индивидуально, по временам передавая их из рук в руки, как фляжку со спиртом где-нибудь в окопах. Кто-то высунулся в предбанник и доложил, что девчонки ушли – несколько человек тут же выбрались наружу, но большинство остались сидеть, отдуваясь и вяло болтая. Я, почувствовав, что жара отхлынула, перебрался на одну из лавок и постарался окончательно расслабиться. Нет, а ведь и правда – почему бы не зазимовать тут? Назовем нашу стоянку Москвой, будем дружить домами с этими соседями, сколько их тут?..

– Вадим! – с усилием выбрался я из дремоты. Он обнаружился рядом со мной. – Слушай, – сказал я, подталкивая ногой облезший веник, – завтра возьми человек пять и сходи туда… ну, к тем, которые подальше, на юго-запад.

– А ты, соответственно, пойдешь к тем, кто поближе, – проницательно заметил Вадим.

– А то как же, – я зевнул и как следует потянулся. – Должны же у меня быть привилегии… Спецпаек там, путевка на курорты… Желтые штаны. Все такое.

– Орден Сутулого с закруткой на спине, – добавил Вадим. – Ладно. Схожу, только высплюсь.

– Это хорошее намерение. – Я начал отжимать волосы. – Полотенчико не помешало бы… Ладно, как ты говоришь. Пойду я. Старость не радость. Еще и петух не кукарекал, а уже в постельку охота…

Я прошлепал по полу к выходу, осторожно высунул нос. Точно, в предбаннике никого не было, как, впрочем, не было и нашей одежды. Зато лежала стопка одеял. Замотавшись в одно, я вышел наружу.

Выстиранные вещи были развешаны на краю крыши. Я хмыкнул и направился к балку, в окнах которого уже не было света.

* * *

Тоненько дребезжало в оконной раме стекло. Ну и ветер дует, сонно подумал я. Ну и ветер свищет, ну и пурга… Вот странно – неужели замазка так поотваливалась? Я повозился и открыл глаза.

Ну конечно. Низкий серый потолок балка нависал надо мною. А дребезжала щепа в двери – открытая дверь медленно ходила туда-сюда, цепляя трухлявый полог.

Кругом паркетом спали наши. Слышно было, как кто-то тяжело дышит, кто-то бормочет и ворочается во сне… Так, а?.. Точно – Танюшки не было.

Я сел и, зевнув, отпихнул одеяла. Было прохладно. Переступая через спящих и пытаясь дремать на ходу, я потащился к двери. Просто так – ясно было, что Танюшка отошла в кустики. Ну а я постою на крыльце. Потом, может, тоже туда схожу. И можно будет поспать еще часа два.

Крыльцо – покосившееся и широкое – было влажным и холодным от росы. Меня немного зазнобило, но я спустился на нижнюю ступеньку. В молочно-белую от росы траву наступать не хотелось, она была ледяной даже на вид.

– Пст-пст-пст! – услышал я шипение откуда-то сбоку, повернул голову и увидел Танюшку. Она стояла шагах в двадцати от меня, чуть сбоку, около кустов и, не глядя на меня, ожесточенно махала рукой, вглядываясь куда-то в зелень.