Горны Империи - читать онлайн книгу. Автор: Олег Верещагин cтр.№ 31

А я рыба, а я рыба, а я рыба без трусов! —

распевал Славка, дергая струны, под хохот мальчишек и возмущенные окрики девчонок.

А рано-рано поутру я корчу рожи осетру,

Его подруга всю неделю мечет красную икру,

И у меня полно врагов среди пузатых осетров,

А я рыба, а я рыба, а я рыба без трусов!

Видимо, песню знали хорошо, потому что последний куплет подхватили все мальчишки и даже некоторые из только что возмущавшихся девчонок:

А я плыву, куда хочу, а я пою, я не молчу,

И шар земной не сам кружится, это я его верчу,

А я рыба без трусов, а я рыба без трусов,

А я рыба, а я рыба, а я рыба без трусов…

– И – еще раз! – махнул рукой Славка:

А я плыву, куда хочу, а я пою, я не молчу,

И шар земной не сам кружится, это я его верчу,

А я рыба без трусов, а я рыба без трусов,

А я рыба, а я рыба, а я рыба без трусов!!!

– Слав, спой про нетрезвого пионера и шпиона! – крикнул кто-то из девчонок, едва гитара умолкла. Славка рассмеялся, махнул рукой:

– Охрипну я с вами! – но отказываться не стал.

Был с ребятами я в патруле,

Было тихо на нашей земле.

Чтоб не сдохнуть, не сгнить от простуды —

Совершил аморальный поступок…

Славка щелкнул себя под общий смех по горлу и невозмутимо продолжал:

Участковый же наш, дядя Федя,

Говорит: «Все, в колонию едешь».

А меня он и слушать не хочет,

Говорит: «Паразит ты!» – и прочее.

Изменилась тут вдруг обстановка —

Хтось забег к нам в заморской обновке.

Дядя Федя сидит тише мыши,

Пионеры в патруль снова вышли.

Вот сижу я за малым кусточком.

Вижу – прыгает, сволочь, по кочкам.

На боку, присобаченный справа,

Леворверт, а на левом – отрава.

Тут, я думаю, мне не до игр.

Прыгнул я на него, будто тигр.

Задышал на лицо и на ухо —

Офигел дух от страшного духа.

И связал я его, как кутенка,

Поволок до станицы в потемках,

И подумал: портвейн мне простят,

Да вдобавок еще наградят.

И приехал тут фрукт из газеты.

Говорит: «Где же самый-то этот?

Интервью я возьму у героя,

Подавайте его…» – все такое.

Журналист, хоть и был он прыщавый,

Но вцепился в меня, как клещами.

«Заведись, пацан, с полоборота,

Расскажи пару слов для народа!»

Говорю я: «И с моря и с суши

Не пролезут к нам сраные духи.

Не пролезут к нам чуждые гады,

Остановят их наши отряды!» [14]

Над дальним концом Медео из сползшей с гор отарой овец туч лился дождь. Денис жевал шашлык, слушал, как Славка поет, и думал:

«Все будет хорошо».

Сам не зная, что «все», но – именно так.

Если честно, Денис, обычно живо интересовавшийся делами отца, сейчас в них совершенно не вникал и не пытался узнать, что же, собственно, задержало Третьяковых в Верном. Нет, он видел, что отца – и мать – постоянно навещают самые разные люди и явно по работе. Видел и то, что у родителей далеко не радужное настроение. Но – хотя и становилось ему стыдно за это по вечерам, когда он, лежа в постели, в короткие минуты перед сном привычно оценивал прошедший день – Денис на это почти не обращал внимания.

С утра до вечера вместе со Славкой они пропадали в Верном и его окрестностях. Даже обедали чаще всего в городе, в небольшом кафе около школы. В школе располагался пионерский отряд «Охотники», с которым у Славки был постоянный контакт. А в кафе Денис наконец узнал, что же такое манты – это оказались здоровенные пельмени с начинкой все из той же баранины. На взгляд Дениса – слишком уж жирные.

Гораздо сильней Денис раскаивался в том, что почти не вспоминал Войко, хотя и написал ему письмо, предупреждая, чтобы в ответ не писал – подождал постоянного адреса. Но и это раскаяние было «вечерним», коротким. Днем на рефлексии просто не хватало времени.

Денис близко познакомился с теми, кто живет в рабочих кварталах и трущобах, где ютятся – точнее этого избитого слова не найти – полубезработные и вовсе безработные жители Верного. Помогая старшим, пионеры вели в этих местах большую разъяснительную и агитационную работу – среди разливанных морей самогонки, враждебного непонимания, а то и открытых угроз. Да, те самые мальчишки и девчонки, которые лопали на Медео шашлыки и слушали глупую песенку про рыбу без трусов, почти ежедневно рисковали головой, ходили по лезвию бритвы… Да и так ли уж глупа была эта песня, если вспомнить строчки «а я плыву, куда хочу, а я пою, я не молчу, и шар земной не сам кружится, это я его верчу…»?

Какое до этого дело было Денису? Если так подумать – то никакого. Но это была не пионерская… да и вообще не человеческая думка, и мальчишка включился в полупонятные дела без оглядки и с полной отдачей. Вскоре он убедился, что сам тот факт, что он из Империи, нередко действовал на самых злобных и недоверчивых, как смирительная рубашка. Начинались расспросы, иногда похожие на перекрестный допрос, иногда на обстрел, а иногда – искренне-любопытные. И Денис отвечал взрослым обстоятельно и ровно, не злясь и не вспыхивая, даже если его явно старались уколоть или вывести из себя. Мальчишка говорил, понимая, что он не просто говорит – он воюет. За то, чтобы хотя бы дети этих людей могли выбраться из пропахших спиртным и нищетой каморок. Это было совершенно новое ощущение. При первой же возможности мальчишка заносил в «Блокнот пионера» короткие строчки своих мыслей и ощущений…

« …У них у всех та же болезнь, что у того капиталиста в поезде. Они просто боятся верить…

…Я раньше думал, что такое все-таки бывает только в книжках, что так сейчас уже никто не живет…

…Пьяная женщина – это так мерзко, что я просто не знаю. Я не могу себе представить маму хотя бы немного выпившей. А тут она была совсем пьяная, и в этой же комнате за столом сидела ее дочь…

…Доставляет почему-то удовольствие про все хорошее говорить, что так не бывает, что это неправда, что я вру. Почему?!?!?!?!

…Уцепился за Нинку и не выпускает. Она говорит: «Но тут же твои родители». А он шепчет ей: «Я их боюсь, забери меня…» Мы вынесли его, а следом выскочил его отец, с топором. Я порадовался, что со Славкой мы спарринговались в шутку. Он просто уделал этого придурка, как манекен…