Великолепный век Сулеймана и Хюррем-Султан - читать онлайн книгу. Автор: П. Дж. Паркер cтр.№ 57

Хафса задумчиво обернулась к одалиске. Они уже несколько часов сидели в парковой беседке, любуясь на залив Золотой Рог. Корабли и лодки скользили по поверхности воды; их паруса раздувал сильный ветер, задувавший с Босфора и со свистом огибающий Галатский холм.

— Дочь моя, его влияние растет с благословения нашего султана, а завоевания упрочивают силу нашей империи.

Хюррем встала, подошла к балюстраде и обернулась к валиде-султан:

— А все-таки я не доверяю ему. Власть над янычарами должна быть в руках Сулеймана! Напрасно он передал ее человеку, который не является потомком пророка Мухаммеда. Никто не имеет права перечить нашему господину!

Валиде-султан расхохоталась. Отпив шербета, она продолжала смеяться, и у дочери священника Лисовского забурлила кровь.

— Что вы находите здесь смешного? — гневно спросила Хюррем.

— Дочь моя, возможно, нашего султана и называют Сулейманом Великолепным, но тебе так же хорошо, как и мне, известно, что по-настоящему власть находится в руках тех, кто находится в его тени. Блистательная Порта, не жалея сил, пытается отсечь от султана тех, кто строит козни и посягает на его власть. Но визири не могут проникнуть в гарем, где мы с тобой без труда, по-женски тонко и изящно, вьем веревки из самого могущественного человека на земле. Знаю, тебе известно, что Ибрагим также прокрался в постель султана; в каком-то смысле он тоже является членом нашей семьи.

Хюррем наморщила нос и снова посмотрела вдаль. Взгляд ее упал на большой военный корабль, стоящий на якоре возле Девичьей башни. Она полюбовалась красотой башни и ее одиночеством на середине пролива. Хафса неслышно подошла к ней и проследила за направлением ее взгляда.

— Говорят, давным-давно в наших краях жил великий император, который очень любил свою красавицу дочь. Один дервиш — древние властители часто приближали их к себе — предупредил императора, что его дочь погибнет от укуса ядовитой змеи, а он сам вскоре после того умрет от разрыва сердца. Император, человек осторожный, приказал построить башню посреди Босфора. Туда он и поместил свою дочь, чтобы уберечь ее от беды на много лет. Но он не знал, что змея уже давно жила среди камней и фундамента самой башни, которую он велел воздвигнуть, чтобы спасти дочь. Несмотря на всю роскошь внутренних покоев и неприступность башни, змея все же ужалила девушку. Смерть ее была мучительной. Сам император вскоре тоже умер от разрыва сердца. Предсказание дервиша сбылось.

Хюррем повернулась к валиде-султан:

— Вам что-то известно?

Валиде-султан вернулась на диван и молча поднесла к губам кубок.

— Милая моя, возможно, Ибрагим — та самая ядовитая змея. Ему удалось привязать к себе Сулеймана, обворожить его. Мой сын полностью доверяет своему великому визирю. Ибрагим ведет себя с султаном, как кобра с жертвой. Но и из Ибрагима тоже можно вить веревки; и он будет исполнять волю обитательниц гарема. Как ты думаешь, почему моя дочь Хатидже так нежно ласкает его тело? Даже ядовитую змею можно приручить и заставить служить тем, кто умеет искусно играть на флейте…

Хюррем благоговейно застыла, восхищаясь красотой и хитростью стоящей перед ней женщины.

— Дорогая, спой мне. Прошло уже много лун с тех пор, как ты услаждала мой слух своим голосом.

Хюррем послушно выполнила просьбу. Сев на оттоманку, она взяла лютню и запела для валиде-султан.

Хафса внимательно слушала простую мелодию и стихи, не сводя взгляда с воды. Когда мелодия закончилась и две женщины снова погрузились в молчание, Хюррем подошла к дивану и прижалась к валиде-султан. Положив голову ей на плечо, Хюррем набралась храбрости и спросила:

— Разве не лучше убить змею до того, как она ужалит?

— Нет, дитя мое. Власть любого великого человека измеряется властью его врагов. А тот, кто успел разглядеть своих врагов еще до того, как они сами поймут свои истинные намерения, держит в кулаке не только свою, но и их волю.

Говоря, Хафса поглаживала что-то, спрятанное под складками халата.

— Что там? — прошептала Хюррем.

Хафса сняла с шеи тонкую золотую цепочку, на которой покачивался медальон — изящный резной золотой круг, украшенный рубинами. В центре круга переливался многочисленными гранями огромный сапфир размером с перепелиное яйцо.

— Подарок от моего султана Селима. — Хафса осторожно расстегнула застежку и раскрыла медальон. Внутри лежал длинный и узкий бриллиант, служащий оправой для единственного волоска. — Это волос из бороды пророка Мухаммеда, — объяснила она, сияя.

— Хафса, как красиво! — воскликнула Хюррем, проводя пальцем по гладкой поверхности алмаза.

— Да, — ответила Хафса, и на глазах ее выступили слезы. — Любовь моего султана живет для меня в этой искусной работе, и я возьму его с собой в могилу в знак уважения и благодарности к его любви. Мне доставляет неизмеримую радость видеть, что Сулейман тоже любит тебя. Цени его любовь, милая, ибо нет ничего важнее после того, как все сказано… и сделано.

Теплый летний ветерок принесся с окружающих холмов, лаская тысячи шатров, раскинувшихся в широкой долине; хотя солнце еще не взошло, одни янычары чистили лошадей и оружие, а другие разводили костры, на которых быстро закипели большие котлы с пилавом. Тысячи поваров помешивали рис, специи и кусочки мяса; им предстояло накормить двухсоттысячное войско.

Давуд поднялся на вершину холма, где стоял шатер султана. Спина у него затекла оттого, что он спал на голой земле. И все же настроение у него было хорошее; он был охвачен возбуждением перед битвой. Последние несколько месяцев они побеждали в мелких стычках, а теперь им предстояло сражение с главным войском Лайоша. Давуд кивнул двадцати телохранителям, стоящим у входа. Они расступились, давая ему пройти. Внутри шатер ярко освещали несколько светильников. Два белых евнуха, которые всю ночь бдели у изножия дивана, обернулись, когда Давуд вошел. Они оба кивнули и снова повернулись к спящему султану. Давуд присел у небольшого костерка, чтобы заварить чай для своего господина, и покосился в сторону дивана.

Несмотря на дневную жару, Сулейман спал укутанный в меха. Шкуры закрывали нижнюю половину его тела; однако торс был обнажен. Султан что-то пробормотал во сне и, повернувшись на бок, обнял Ибрагима, крепко спавшего рядом. Продолжая заваривать чай, Давуд позволил себе посмотреть на двух голых мужчин. Сулейман крепко прижался к своему другу и уткнулся носом в его длинные черные волосы. Он обвил рукой торс Ибрагима и, не просыпаясь, провел ладонью по густой поросли волос на груди великого визиря. Ибрагим сонно вздохнул, бессознательно сбрасывая с ног жаркий мех. Ичоглан заметил, что оба любовника возбуждены. Он смотрел, не отворачиваясь. Ибрагим, ниже ростом, чем Сулейман, отличался крепким сложением греческого воина. Почти все его мускулистое смуглое тело было покрыто густой порослью черных волос. Сулейман, напротив, был белокожим и гладким, хотя и он был великолепно сложен. И длина его мужского достоинства соответствовала высокому росту. Детородный орган Ибрагима, как и все его тело, был коротковатым и толстым; видимо, толщина с лихвой искупала недостаточную длину.