– Вы что, с ума сошли, Градов? С кем вы спорите, отдаете
себе отчет? Товарищу Сталину перечите?
Молотов взял Никиту под руку и отвел к окну. Лицо его, кучка
булыжников, некоторое время молча маячило перед ним. За окном тем временем на
фоне закатной акварели беспечно порхала компания пернатых. Булыжники наконец
разомкнулись:
– Как здоровье вашего отца, Никита Борисович?
Странный поворот, подумал Никита, как будто он хочет
показать, что он не только Молотов, но и Скрябин.
– Благодарю, Вячеслав Михайлович. Отец здоров, работает в
Медсанупре армии.
– Да-да, я знаю. Очень уважаю вашего отца как врача и как
советского человека, настоящего патриота. – На той же ноте Молотов мирно
добавил: – Вам придется согласиться с мнением товарища Сталина, Никита
Борисович. Другого пути нет.
Переведя глаза с дружелюбных булыжников Молотова на мрачно
подрагивающее желе Маленкова, Никита подумал, что даже и здесь, в высшем органе
страны, невольно возникла все та же излюбленная схема: злой следователь –
добрый следователь. И все мы по-прежнему зеки, какая бы власть у нас ни была
над другими зеками.
Через пятнадцать минут опять призвали в «парилку».
– Ну что ж, генерал Градов, теперь вы поняли, что один
сильный удар лучше, чем два слабых? – спросил Сталин. Он снова был как бы
в неплохом расположении духа, лучился непонятным юморком.
– Два сильных удара лучше, чем один сильный удар, товарищ
Сталин, – развел руками Градов, как бы давая понять, что ничто его не
убедит в противном. Рад бы, мол, сделать вам, джентльмены, удовольствие, да не
могу.
– Ну, и какой же из этих ваших двух, – голос Сталина
тут вдруг взметнулся под потолок, как у спорщика в кавказском духане, – из
этих ваших двух сильных ударов будет главнейшим?
– Оба будут главнейшими, товарищ Сталин. – Никита
накрыл ладонями те места на карте, где пройдут эти его два «главнейших» удара.
Сталин отошел от стола и начал прогуливаться в отдалении,
попыхивая трубкой и как бы забыв о собравшихся. Никита опустился на стул. Люди
вокруг не без любопытства ждали, как разрешится драма, в том смысле, при каких
обстоятельствах полетит с плеч голова генерал-полковника и как он проковыляет к
выходу, таща под мышкой свою неразумную голову.
Сталин зашел Градову в тыл и некоторое время бродил там. У
Зиновьева в свое время при появлении Кобы возникло ощущение проходящего мимо
кота-камышатника. Никите же казалось, что сзади к нему приближается настоящий
зловонный тигр. Рука Сталина внезапно легла на его золотой погон с тремя
звездами.
– Ну что ж, поверим Градову, товарищи. Товарищ Градов –
опытный военачальник. Практика показала, что он досконально знает
боеспособность своих войск, а также возможности противника. Пусть теперь
докажет свою правоту на поле боя. А вообще-то мне нравятся такие командиры,
которые умеют отстаивать свою точку зрения...
Неожиданный конец еще одного кремлевского спектакля вызвал
состояние катарсиса, едва ли не счастья у присутствующих. Как опытный вершитель
драмы, Сталин, очевидно, понял, что уступка в этот момент не только не покачнет
его тамерлановский авторитет, а, напротив, прибавит нечто важное к его ореолу
мастера ошеломляющих финалов. Не исключено, впрочем, что он на самом деле
признал правоту опытнейшего военспеца, поверил в его теорию развития операции
«Кутузов». Также не исключено, что он питал к этому генералу некоторую
слабость. Возможно, он уже и забыл, что перед ним бывший «враг народа»,
участник хоть и не существовавшего, но вовремя разоблаченного военного
заговора, а просто в самом имени «Градов» звучало для него что-то приятное,
надежное, освобождающее гуманитарную энергию, как и в имени его отца,
выдающегося советского – подчеркиваю, товарищи, нашего советского – профессора.
Так или иначе, после того как Резервный фронт, неожиданно
двумя потоками войдя в стык между Вторым и Третьим Белорусскими фронтами,
разъединил и разметал части генерал-фельдмаршала Буша и генерал-полковника
Рейнхардта и открыл огромную территорию для почти беспрепятственного
наступления, Никита был вознагражден неслыханным до сей поры образом: скакнул
сразу через генерала армии к высшему званию – маршала Советского Союза.
* * *
Сидя сейчас на кремлевском банкете, Никита постоянно ощущал
эту драгоценную маршальскую звезду у себя под кадыком. Похоже, что она
привлекает всеобщее внимание. Не слишком ли резво я вскарабкался наверх? Как
некогда наша Агафья проявляла народную мудрость? «Выше залезешь, Никитушка,
больнее будет падать»...
Через стол от Градовых сидело несколько союзнических
офицеров. Они явно на Градовых посматривали и переговаривались, очевидно, на их
счет.
Банкет открыл, естественно, Верховный главнокомандующий,
человек одного с Никитой звания, маршал Иосиф Сталин. Едва прорезался сквозь
банкетный говор этот гипнотический голос, как все замолчали.
– Дамы и господа! Дорогие товарищи! Позвольте мне
провозгласить тост за наших доблестных союзников, за вооруженные силы
Великобритании, Соединенных Штатов Америки и сpажающейся Франции!
Все с шумом встали. Офицеры, пробряцав орденами, дамы,
прошелестев шелками и панбархатами. Прозвенели сдвинутые над столом бокалы.
«Тот профессор-„сменовеховец“, Устрялов, был бы сейчас счастлив», –
подумал журналист Тоунсенд Рестон. Он только сегодня утром снова добрался до
Москвы, на этот раз через Мурманск, и попал в буквальном смысле с корабля на
бал. Теперь, сидя рядом со старым buddy Кевином Тэлавером на дальнем конце
стола, он усмехался с присущей ему капиталистической язвительностью. Экая
трогательная воцарилась в этой крепости имперская блистательность! Даже
красавицы с почти оголенными плечами! А как же диктатура пролетариата? Какой
это все-таки вздор, демократия и тирания в одном строю!
Кевин Тэлавер склонился к своему соседу справа, майору
Жан-Полю Дюмону, деголлевскому летчику, а теперь офицеру французской миссии
связи и всезнающему москвичу. Это был – для сведения читателей, – между
прочим, тот самый, в котором Вероника определила «мужчину по призванию».
– Кто это, Жан-Поль? – спросил Тэлавер, глазами
показывая на Градовых.
– О, это самая яркая звезда красного генералитета! – с
готовностью стал проявлять свои познания Дюмон. – Командующий Резервным
фронтом, маршал Градов...
– Послушайте, она прекрасна! – воскликнул Тэлавер.
– Мадам? Ха-ха! Вы знаете, в городе говорят, что она – сущая
львица!
– Перестаньте, она выглядит, как романтическая русская
аристократка!
– Особенно на фоне других дам, – не удержался ввернуть
Рестон.