Змея на груди - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Дягилева cтр.№ 48

– Вот видишь, у меня нет ничего лишнего. Я в свои шестьдесят выгляжу как в тридцать, а от тебя уже третий муж сбегает. Что с тобой будет, когда тебе исполнится сорок?

Время действительно почти не отражалось на внешности Дуськи. Хотя на сколько лет может выглядеть скелет, обтянутый кожей? Он и в сорок, и в восемьдесят лет будет все тем же скелетом.

Когда хлопнула калитка и послышался прокуренный бас Иоланды Марленовны, Пульхерия содрогнулась и внутренне напряглась в ожидании очередного бестактного замечания в свой адрес, но, как это ни странно, старушка ограничилась только игривым замечанием:

– Привет, толстушка! Все поправляешься?

– Нет пределов совершенству, – мило улыбаясь, ответила она.

– Да, современная молодежь особой скромностью не отличается, – тяжело вздохнула Иоланда Марленовна.

– Времена меняются, люди остаются прежними, Ладуся, – Семен Васильевич взял жену под руку и хотел увести ее подальше от молодежи, но она заметила телохранителя Егора и тут же направилась в его сторону.

Здоровяк, стоя возле мангала, поливал соусом шашлык. Было заметно, что его атлетическая фигура произвела на Иоланду Марленовну большое впечатление. У нее даже походка изменилась: кошачья грация пришла на смену грубоватой порывистости. Придав своим выцветшим от времени глазам романтическую томность, старушка грациозно достала из старинного серебряного портсигара папиросу, вставила ее в мундштук и интимно пробасила:

– Молодой человек, у вас огонька не найдется?

Здоровяк с видимой неохотой оторвался от своего занятия, поставил бутылку с соусом на стол, взял совок, зачерпнул побольше пышущих жаром углей и сунул их прямо под нос Иоланде Марленовне. Старушка прикурила и, словно огнедышащий дракон, выпустила огромный клуб дыма.

– Обожаю мясо с кровью, – заявила она, – я хищница. А какое мясо любите вы, молодой человек?

– Вкусное, – ответил лаконично Егор.

– Кстати, меня зовут Иоландой Марленовной. Моя мама закончила институт благородных девиц в Петрограде и обожала Чайковского. Ее любимой оперой была «Иоланта». Она назвала меня в честь ее героини. В Загсе какая-то малограмотная простушка по ошибке записала меня Иоландой. Правда, забавно?

Егор сосредоточенно следил за процессом приготовления шашлыка и ответил не сразу.

– Чайковский был гомосеком, – неожиданно брякнул он.

Лучше бы он этого не говорил! Пульхерия, как только услышала столь легкомысленное заявление, бросила чистить картошку, вскочила со стула и побежала за Клавдией Ивановной, так как знала, что ситуацию могла исправить только она.

– Кто кем был? – не веря своим ушам, спросила Иоланда Марленовна, наливаясь багровой яростью.

– Ну писатель ваш, Чайковский, гомиком он был, – пояснил великан.

– Олух, кретин! Петр Ильич был композитором, – от мощного баса старушки даже птицы во дворе замолчали в тревожном ожидании, – это ты гномик, чудовище стероидное! Надо не мускулы развивать, а мозги!

– Ладуся, не удобно, – стал увещевать жену Семен Васильевич, – у Владимира Александровича юбилей, а ты скандал устраиваешь.

– Я не скандал устраиваю, а восстанавливаю попранную справедливость! Это все грязные инсинуации завистников. Оболгали талантливого человека, обгадили его память. А тебе, неандертальцу несчастному, еще барбекю поручили! Тебя самого надо на барбекю! Я отказываюсь есть мясо, сделанное его руками! – пылала старушка праведным гневом.

Клавдия Ивановна подбежала к подруге, схватила ее под руку и потащила со двора.

– Пойдем, Ладуся, поможешь мне селедку чистить?

– Что ты предлагаешь мне чистить? – высокомерно спросила та. – Ты что, забыла, что у меня аллергия на селедку?

– Ах да, верно, прости меня, дуру старую. Ну тогда поддержишь меня морально.

– А селедка у тебя будет под шубой? – поинтересовалась Иоланда Марленовна. – Я обожаю селедку под шубой.

– На шубу у вас аллергии нет? – хихикнула Марина.

Клавдия Ивановна нахмурила брови и грозно глянула на дочь.

Стол накрыли в беседке. Муж Марины несколько лет назад провел туда электричество и обтянул окна противомоскитной сеткой. После прошедшей накануне грозы воздух благоухал ароматами сосен и пихт, в изобилии растущих в дачном поселке. Слегка парило, но небольшой ветерок сводил почти на нет повышенную влажность и духоту.

За столом Иоланду Марленовну посадили подальше от Егора. Весь вечер она капризничала и демонстративно отказывалась от шашлыка. Но к ее причудам давно привыкли, поэтому на них никто не обращал внимания, и вечер шел своим чередом.

Пили за юбиляра, за его жену, дочь и внучку. Вспоминали прошлое, забыв о плохом, и ругали настоящее, забыв о хорошем. Поговорили о современной литературе, о ее бездуховности, о современных бестселлерах и их экранизациях.

– Терпеть не могу американское кино, – неожиданно заявила Иоланда Марленовна.

– Интересно почему? – поинтересовался Владимир Александрович, который это кино любил.

– Сплошное насилие, жестокость, море крови и одна порнография, – выдала она.

– А в нашем кино, значит, сплошная доброта и высокая нравственность? – язвительно спросил он.

– В наших фильмах больше чистоты и искренности, чем в голливудской продукции, – надменно пояснила Иоланда Марленовна.

Все замолчали.

– Да, нашему кино с его «чистотой и искренностью» в кавычках очень далеко до Голливуда, – продолжил Владимир Александрович после недолгого молчания. Он понимал, что переубедить Иоланду Марленовну невозможно, но оставлять последнее слово за ней не хотел. – Вы знаете, господа, я только сейчас понял, что в нашей многомиллионной стране почти нет талантливых актеров. Все играют на уровне школьной самодеятельности.

– Это вы загнули, милейший Владимир Александрович, – не унималась Иоланда Марленовна, – наша актерская школа лучшая в мире. По системе Станиславского обучается весь Голливуд. Ненавижу американцев. Я вчера весь день простояла в пикете напротив Американского посольства, – резко сменив тему, сообщила она.

– Ладуся, ты? – удивленно воскликнула Клавдия Ивановна. – И молчишь? Самое интересное нам не рассказываешь.

– У меня был плакат с надписью «Американские оккупанты, убирайтесь домой! Руки прочь от нашей Украины!», – с гордостью поведала старушка. – Этот международный жандарм у всех уже поперек горла стоит. Мы им показали, что мы о них думаем.

– А вы знаете происхождение выражения «международный жандарм»? – с усмешкой спросил Виталий Михайлович, главный редактор журнала, в котором когда-то работал Владимир Александрович.

– Это выражение в нашей публицистике, молодой человек, употребляется по отношению к американскому империализму, – снисходительно объяснила Иоланда Марленовна.