Клятва королевы - читать онлайн книгу. Автор: К. У. Гортнер cтр.№ 7

Мне не хотелось выслушивать подобное. Слова эти не предназначались для моих ушей, ведь я не духовник королевы. Но здесь больше никого не было, и следовало ее хоть немного успокоить, чтобы она подпустила меня к себе. И еще — письмо, главная причина маминой истерики. Требовалось выяснить, о чем там говорилось.

— Папа умер от болезни, — запинаясь, сказала я. — Просто так вышло. Он болел. У него была лихорадка и…

— Нет! — Она поднялась на ноги. — Он хотел умереть! Выбрал смерть, чтобы сбежать от меня. Пресвятая дева, вот почему я не знаю покоя, вот почему живу день за днем в бесконечных муках. Если бы я так не поступила, Хуан мог бы жить. Я оставалась бы королевой, и мы занимали бы положение, принадлежащее нам по праву!

Словно совсем рядом, я услышала женский шепот: «Его убила Португальская Волчица… Португальская Волчица погубила кондестабля Луну».

Мать уничтожила друга моего отца. Вот почему теперь считала, будто ее преследует призрак, вот отчего постоянно становилась жертвой жутких припадков. Она считала, что кровавый долг лежит на ней самой.

Я заставила себя встать:

— Здесь холодно. Давай зажгу жаровню.

— Да! Почему бы и нет? Зажги огонь. Или еще лучше — принеси факелы и подожги замок. Хоть почувствую вкус того, что ожидает меня в аду. — Она снова начала расхаживать по комнате. — Боже милостивый, что мне делать? Как мне тебя защитить?

Мать развернулась кругом, и я замерла, готовясь к худшему. Однако она не закричала, не стала бессвязно бормотать или царапать себя, как бывало прежде, лишь достала из кармана платья помятый пергамент и бросила мне. Я подобрала его с полу, повернулась к свече, поймав себя на том, что невольно затаила дыхание. В тишине, нарушаемой лишь завыванием ветра за окном, я начала читать. Письмо было от короля Энрике. Его жена, королева Жуана, родила дочь. Девочку окрестили Иоанной, в честь матери.

— Энрике добился невозможного, — сказала мать. — У него появилась наследница.

Я ошеломленно подняла взгляд:

— Есть повод отпраздновать.

— О да, — рассмеялась она, — будет пир горой! Они отметят мой конец. Все, за что я сражалась, потеряно навсегда. У меня нет ни короны, ни двора; твой брат Альфонсо лишится наследства. А потом они придут и заберут тебя и Альфонсо, оставив меня здесь гнить в одиночестве, забытую всеми.

— Мама, это неправда. В письме лишь объявляется о рождении ребенка и ничего не говорится о том, что нас должны куда-то забрать. Ты переутомилась. Давай вместе поищем утешения.

Положив письмо в карман, я подошла к молитвенной скамье. Это был ритуал, который мать внушила мне с детства, — каждый вечер мы молились вместе.

Я уже взялась за перламутровую шкатулку, где хранились четки, когда послышался голос матери:

— Нет, больше никаких молитв. Бог меня не слышит.

Я застыла:

— Это… это богохульство. Бог всегда слышит.

Слова мои, однако, прозвучали не слишком убежденно, и это повергло меня в ужас. Я почувствовала, как на меня наваливается нечто, чего я не способна понять, но что создает между мной и матерью глубокую трещину, и едва не вскрикнула, услышав осторожный стук в дверь. На пороге стояла Эльвира с кубком в руке. Я взяла у нее отвар, и она вопросительно посмотрела на меня. Когда я повернулась, мать снова стояла у кровати, наблюдая за мной.

— Ах, — сказала она, — наконец-то пришло мое забвение.

— Это поможет заснуть. Мама, тебе нужно отдохнуть.

Я подошла к ней, и она послушно выпила отвар, после чего легла на смятые простыни. Она сильно постарела, глаза казались слишком большими на осунувшемся лице, в углах когда-то нежных губ пролегли морщины. Ей было всего тридцать три года — еще молодая женщина, — но казалось, она провела в этой одинокой цитадели тысячу лет.

— Теперь поспи, — сказала я. — Я здесь и никуда не уйду. Отдыхай, и все будет хорошо.

Веки ее дрогнули. Я начала напевать под нос песенку, которую знают все дети:

— Duerme, pequena mia; duerme feliz. Los lobos aullan fuera pero aqui me tienes а mi… (Спи, малышка, спи спокойно. Волки воют за окном, но я здесь, с тобой…)

Глаза ее закрылись. Она вздрогнула и что-то пробормотала. Я наклонилась ближе, пытаясь расслышать.

— Я сделала это ради тебя, — сказала она. — Ради тебя и Альфонсо. Убила Луну, чтобы спасти тебя.

Я неподвижно сидела рядом с матерью, погрузившись в воспоминания о той давней ночи, когда мы бежали из Вальядолида. Никогда не размышляла над тем, какие события привели к нашему изгнанию, но теперь понимала ужасную тайну, что разрывала душу матери.

Я смотрела на спящую, и мне хотелось за нее помолиться. Она была не права, ей тоже следовало это сделать. Бог всегда заботился о нас, особенно в самые тяжкие часы. Но я не могла избавиться от мысли, что может наступить время, когда и мне придется совершить невообразимое и тень моих деяний будет преследовать меня целую вечность.

Беатрис ждала снаружи, сидя на табурете. Увидев меня, она вскочила на ноги. Рядом стоял мой брат.

— Я слышал, мама плохо себя чувствует, — сказал он. — Она?..

Я кивнула:

— Ей очень плохо. Надо развлечь ее, побыть рядом. Мы ей сейчас нужны.

— Конечно. Все, что скажешь, — ответил он.

Но я знала: брат предпочел бы остаться в стороне, полностью отдавшись оружию и верховой езде. Альфонсо никогда не понимал, почему мать так себя ведет, почему ее пылкие объятия и веселье могут внезапно смениться припадками, что подобны завывающим над равнинами снежным бурям. Я всегда чувствовала: он ее боится, — и делала все, чтобы защитить его от истерик матери. Когда он неловко поцеловал меня в щеку и начал спускаться по лестнице, я встретилась взглядом с Беатрис. Смятое письмо лежало в моем кармане словно камень.

«Они придут. Заберут тебя и Альфонсо».

Хотя вся моя душа желала обратного, я понимала — это может оказаться правдой.

Следовало подготовиться.

Последующие дни прошли без происшествий, не оправдав моего беспокойства. Письмо короля я спрятала в сундуке у себя в комнате. Естественно, Беатрис постоянно о нем расспрашивала, и в конце концов я не выдержала и дала ей прочитать. Она удивленно посмотрела на меня и, вероятно, впервые в жизни лишилась дара речи. Интересоваться ее мнением я не стала, ибо мысли мои были заняты предчувствием необратимых перемен.

Все свободное время я посвящала матери. Припадков и вспышек ярости больше не случалось. Несмотря на худобу, бледность и отсутствие аппетита, она радовалась, как ребенок, каждый раз, когда мы с Альфонсо навещали ее.

Я была весьма тронута, узнав, что мой брат сделал над собой усилие и выучил для матери португальскую песню, которую с удовольствием исполнил, несмотря на свой не слишком мелодичный голос. Брат не обладал особыми музыкальными талантами, но, когда он пел на родном языке матери, я заметила, как смягчились ее черты и к ней вернулась увядшая красота. Одетая в старомодное придворное платье, она постукивала в такт мелодии пальцами в потускневших перстнях. Ноги ее двигались под подолом платья, словно в замысловатом танце, в котором мама когда-то достигла совершенства, виртуозно танцуя под раскрашенными карнизами больших залов, где она была самой могущественной и популярной женщиной.