Бескрылые птицы - читать онлайн книгу. Автор: Луи де Берньер cтр.№ 48

— Вот здесь и мы ляжем, когда умрем.

Лейла разглядывает веселенькие надгробья: старые просели и покосились, недавние прямехоньки, на мужских нарисован тюрбан, на женских — тюльпан; Лейлу пронзает страх. Она никогда особо не задумывалась о вере. По рождению христианка, что отныне приходится скрывать, Лейла ничего не знает о христианстве, и ее верования не простираются дальше обычных суеверий. Подобно Карделен и подругам одалискам, она полагает, что религия не имеет ничего общего с жизнью. Имамов и священников она считает одинаково бесполезными. Однако сейчас ее охватывает неизъяснимый ужас от перспективы лечь в землю среди мусульман. Лейла поспешно гонит от себя эти страхи и думает: «Я же еще не умерла. Кто знает, что случится потом. Интересно, сколько я сумею притворяться черкешенкой и мусульманкой?» Она взглядывает на Рустэм-бея, и в душе распускается цветочек привязанности. Потом новый укол страха. Она понимает, что скоро ей захочется угодить ему.

В дальнем конце райского леса — развалины церкви, некогда выстроенной в честь Латоны, Артемиды и Аполлона. Никто теперь об этом не знает, кроме английских археологов, двадцать лет назад приехавших сюда с матросами и толмачами. Помахав указом губернатора, который никто не мог прочесть, они увезли в деревянных ящиках статуи и резные орнаменты. Из-за землетрясений останки мраморной церкви просели и теперь стоят в прозрачной зеленой воде, где ведут бездумную жизнь черепахи с лягушками, а над поверхностью носятся ласточки, коричневые и малиновые стрекозы. Рустэм-бей и Лейла видят насквозь промокшего сборщика пиявок Мохаммеда, который стоит неподалеку на тряпке, расстеленной на жесткой траве. Лейла вскрикивает от испуга — из-за массы присосавшихся черных блестящих тварей, посверкивающих на солнце, голые ноги Мохаммеда похожи на мохнатые лапы фавна. Сборщик приветственно машет рукой и кричит «Селям алейкум!». Он дожидается, пока пиявки напьются крови и отвалятся на тряпку. Он заворачивает их в мокрую суконку, а когда пиявок набирается достаточно, отвозит их в Смирну, чтобы продать докторам-грекам. Каратавук и Мехметчик, свесившись с берега, наполняют водой свистульки. Дросула с Филотеей держатся за руки и наблюдают за мальчиками. Филотея улыбается женщине, которая кажется ей самой расчудесно красивой на свете, и у Лейлы тает сердце.

За развалинами церкви и римского амфитеатра неожиданно открывается город, что взбирается по склону холма тесным переплетением домов и улочек. Лейла видит домики, весело разукрашенные голубым и розовым, белые минареты мечети и золоченый купол церкви Николая Угодника, слышит крики разносчиков и ремесленников, и ее душа наполняется радостью. Теперь она в своей тарелке, вернулась к благам цивилизации.

Вечером, когда они с Рустэм-беем, отужинав, возлежат друг против друга на оттоманках, а Памук прячется под низким столиком, Лейла говорит:

— Мне нужна служанка.

— В доме полно слуг, — резонно замечает ага.

— Нет, мне нужна собственная служанка, горничная. Очень красивая девочка. Непременно красивая, иначе мои глаза вечно будут на мокром месте. — Она закидывает в рот ломтик пахнущего розой лукума, жует, проглатывает и продолжает: — Помнишь девочку у воды? Не дурнушку, а очень миленькую? Хочу ее в служанки.

Рустэм-бей смотрит на нее, и Лейла улыбается, сияя в нимбе красоты.

— Дурнушка и красавица всегда вместе, — говорит Рустэм-бей. — Я даже считал их сестрами. — Он ненадолго умолкает. — Здесь живет армянин по имени Левон. У него три дочери, они взрослые и будут полезнее, чем ребенок. — Ему вдруг снова приходит в голову, что любовница — отнюдь не дешевое удовольствие.

— Нет. Хочу красивую девочку.

На дальнем конце города отец Христофор, задремавший после ужина, резко очухивается и трясет головой. Ему снова привиделся гадкий сон, где он присутствует на похоронах Господа, только на сей раз ангелы немы, а гроб такой крохотный, что не вместит и младенца.

В особняке Рустэма часы синхронно отсчитывают время.

В полумраке борделя беззвучно плачет Тамара, баюкая на руках сифилитического ребенка, только что рожденного от сотни отцов. Болезнь гноит империю с самого введения обязательной воинской повинности. У младенца перекошенное белое лицо, пустые глазницы, он еле дышит. По одну сторону от Тамары сидит разведенка, по другую — вдова, обеих толкнула на ремесло нищета. Вдова, проститутка со стажем, говорит:

— Не тревожься, сестра, он не выживет.

По лицу Тамары вновь струятся слезы, сердце готово лопнуть, и разведенка обнимает ее со словами:

— Не горюй, сестра, скоро ты вообще не сможешь зачать.

Я не рассказала об этом никому, кроме Дросулы и Лейлы-ханым.

Мама наварила варенья, и я столько съела, что меня чуточку затошнило. Мама не жалеет винограда и сахара, как другие, и в тот день испекли свежий хлеб, и я густо мазала на него варенье, потому и объелась.

Я вышла во двор продышаться, а уже смеркалось, собирался дождь, и все разошлись по домам, гадая, достаточно ли стемнело, чтобы велеть зажигать лампы, и запели соловьи, и одни кошки бродили по улицам, и тут вдруг рядом появился Ибрагим, и я очень удивилась, а он сказал: «Дай поцеловать твою руку, скорее», а я говорю: «Она вся в варенье», а он быстро огляделся по сторонам, взял мою руку и слизнул с пальцев варенье, а меня потом долго трясло, никак не могла прийти в себя, и руки не мыла, потому что не хотела смывать прикосновение его языка.

Стояла ночь, почти весь город спал. Отцу Христофору снился сон, в котором он беседовал с архангелом Гавриилом, не желавшим показать лицо. «Если я покажу лицо, ты погибнешь, — клялся архангел. — Свет сожжет тебя дотла, и ты отправишься в рай хлопьями пепла». Но отец Христофор умолял: «Хоть краешек, я одним глазком!»

«Лучше я покажу перышко из моего крыла», — сказал архангел, и священник увидел огромное белое перо, протянувшееся до горизонта, заполнившее собой все небо и сиявшее, как осенняя луна.

Отец Христофор лежал, оглушенный святым чудом, а пьяница Константин неуверенно пробирался по улочкам армянского квартала, в основном стараясь шкандыбать под снопиками света от масляных ламп, сочившимися сквозь щели ставен. Он то и дело ощупывал стены, удостоверяясь, что идет куда надо, и временами спотыкался о дрыхнущих собак и ослов, от чего испуганно подскакивали и он сам, и потревоженные звери. На заборах и крышах городские коты выпевали угрозы и серенады, а романтические соловьи и дрозды на миндалевых деревьях запускали в ночь мешанину из арий и кантат. Вдалеке слышался чистый голос Лейлы, под аккомпанемент лютни певшей Рустэм-бею последнюю колыбельную, которая исполнялась на греческом и в действительности адресовалась ее желанному, но не рожденному ребенку.

Константин был не настолько пьян, чтобы забыть о цели похода или не суметь отыскать нужный дом. Он помнил, что там есть дверной молоток в виде руки с шаром, и потому осторожно обшаривал каждую дверь, ища молоток и определяя его форму. Все молотки были однотипны, и он искал дверь третьего дома на правой стороне именно этой улочки.