Ярмарка безумия - читать онлайн книгу. Автор: Александр Звягинцев

Валентин Ледников, в прошлом следователь прокуратуры, а теперь «вольный художник», принимает участие в расследовании убийства скандально знаменитого депутата. Это убийство когда-то не сходило с газетных полос всего мира, казалось, в нем уже давно поставлена точка, но Ледников начинает подозревать, что в жуткой гибели хозяина дачи проглядывает чья-то злая воля. Но чья?

Эта воля продолжает убивать. Ледников понимает, что она угрожает уже и ему самому, а самое страшное - той женщине, которая стала так дорога. Наконец он выходит на след убийцы. Однако он еще не знает, какое страшное испытание приготовил ему противник в этой схватке.

В этой книге тесно сплелись семейная сага, любовный роман и остросюжетный триллер. Рядом с вымышленными героями здесь действуют персонажи, прототипы которых легко угадываются. Неожиданна не только развязка. Поразительна, но психологически точна и достоверна пружина, запустившая ход этого, казалось бы, безумного действия…

Данное произведение - художественный вымысел. Всякое совпадение имен, мест и событий является совершенно случайным.

В стремительно и неотвратимо сгущающихся зимних сумерках от дома с распахнутыми дверями и желтеющими окнами в непроглядную глубь леса, где темные деревья стояли непроходимой стеной, продвигалась нелепая и зловещая процессия.

Впереди шли с носилками двое чем-то очень схожих мужчин с опущенными как будто от стыда и унижения глазами. На носилках лицом к идущему впереди сидел странный человек в белом с белыми волосами. Словно безжизненный манекен, он раскачивался в такт каждому шагу или неловкому движению несущих носилки мужчин. Следом шел еще один мужчина с лопатой в руке. Лицо у него было нахмуренное и даже злое. За ним красивая молодая девушка вела, поддерживая за локоть, пожилую женщину с заплаканными глазами, которая с трудом передвигала ноги.

Предательски расползалась и чавкала под ногами перемешанная со снегом земля, ветер бил в лица леденящей изморосью, жутко и страшно орали невидимые вороны в верхушках раскачивающихся сосен, то ли пугая, то ли предостерегая…

Казалось, эти люди выполняют некий языческий обряд, смысл которого им не понятен или даже страшен. Но силы принуждения были столь велики, что, подчинившись им, они покорно и безмолвно продолжали свой скорбный путь.

Через какое-то время они вышли на округлую поляну, посреди которой пугающе чернела свежевырытая яма.

Двое идущих впереди тяжело опустили носилки на землю и застыли в молчании, ожидая остальных. Они старались не глядеть на носилки и друг на друга. Подошедшие следом тоже отводили взгляд от носилок.

Хмурый мужчина с лопатой поднял глаза к мутному, тоскливому небу, словно пытаясь разглядеть там что-то невидимое. Заплаканная женщина с ужасом смотрела во тьму ямы, на дне которой скопилась ледяная жижа. Красивая девушка обняла ее еще крепче.

И только сидящий на носилках белый человек оставался неподвижным и безучастным ко всему, что было вокруг. То ли потому, что все происходящее не имело к нему никакого отношения, то ли потому, что заранее согласился с тем, что было уже неминуемо…

Старик очнулся и уставился перед собой невидящими глазами. Опять этот сон, который он тут же забывает и потом не может вспомнить! Только тягостная печаль на душе и обрывки мыслей, в которых невозможно разобраться.

Как всегда днем, он заснул неожиданно, на сей раз в кресле за письменным столом. Сон походил на приступ, после которого ломило виски и тяжело, с громкими всхлипами и перебоями вздрагивало в груди сердце.

Через какое-то время старик окончательно пришел в себя. За окном вразнобой раскачивались под порывами ветра высоченные сосны. Глядя на них, старик погрузился в свои привычные мысли, и ему даже не пришло в голову, что сосны эти те самые, что он видел во сне…

[1]

«Никогда не верил, что даже самое сильное потрясение может привести к перерождению человека, изменить его радикально. Человека в действительности не способны переменить ни самое глубокое раскаяние, ни самое искреннее покаяние. Нельзя стать другим человеком! Да, люди меняются, но не внутри, не в глубине, не в сердцевине своей. Просто в результате потрясения человек может наложить на себя какие-то ограничения, попытаться не делать то, что делал до того… Но и только!»

Старик откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. В доме было тихо. Только на кухне мерно и безучастно, словно часы, капала вода из потекшего крана. Да еще торопливо и прерывисто колотилось в ушах его собственное сердце. Надо было бы принять лекарство, но не хотелось утерять вдруг пришедшую мысль, показавшуюся очень важной. И старик снова склонился над рукописью.

«Человек, если у него нет каких-либо психических отклонений, конечно, меняется от рождения и до смерти. Но меняется он естественно, не разрушая заложенные в него от природы основы. Эти основы объединены в одно целое - в личность. И резкое крушение одной из них неминуемо должно привести к краху всей системы. А значит, и к краху личности. Поэтому психика человека противится, не дает «взорвать» себя. Срабатывает инстинкт самосохранения. То есть главные основы человеческой личности не меняются, а лишь отступают иногда на задний план.

Когда же утверждают, что какой-то человек изменился в корне, стал совершенно другим, это заблуждение или ложь. Если человек стал действительно другим, значит, он стал ненормальным, сумасшедшим, душевнобольным, потому что его внутренний мир разрушен, он пережил психический крах…»

Старик отложил тяжелый «Монблан» с золотым пером, сохранившийся у него с тех времен, когда он занимал большую должность, и сильно сжал пальцами виски, в которых кровь бухала все сильнее. Он смотрел на исписанные листы и чувствовал, что желание писать дальше вдруг оставило его.

Господи, кому это нужно! Зачем? Не стоит обманывать себя!

Такие перепады настроения случались с ним в последнее время все чаще. Он понимал, что это следствие физических недомоганий, усталости, что настроение его зависит теперь от каких-то дурацких холестериновых бляшек в сосудах головного мозга, но справиться с собой не мог. Ему давно уже трудно было управлять своими мыслями.

Вот и теперь, глядя на собственный почерк, мелкий, буквально бисерный, но очень разборчивый и ровный, как по линеечке, он вдруг стал вспоминать, что сия каллиграфия значит в психологическом плане. Итак, строчки в конце не загибались вверх, не скатывались вниз. Буквы были выписаны без всякого наклона, практически вертикально. Такой почерк принято считать свидетельством способности человека к концентрации на каком-то одном направлении в делах, мыслях, привязанностях. Обычно это сдержанный, неагрессивный человек, но не без чувства собственного превосходства над другими. Впрочем, чувства вполне сдержанного и редко проявляемого.