— Вы оказываете мне высокую честь, господин премьер-министр. — Она говорила почти шепотом.
— Я уверен, что вы с такой же честью будете служить нашей стране. — Форстер протянул ей руку. — Поздравляю вас, сенатор.
Пожимая его руку, Изабелла вдруг ощутила, как отвратительный холодок пробежал по ее спине, будто кто-то провел по ней ледяным пальцем; она содрогнулась, поняв, что это холод вины, подлости и предательства. Она постаралась подавить в себе это мерзкое чувство. Тут же последовала обратная реакция — она с огромным душевным подъемом осознала, что с этого момента Красная Роза становится незаменимой для своих хозяев. Скоро, очень скоро она будет ставить им свои условия и требовать такое вознаграждение, какое сочтет нужным.
«Никки и Рамон, — подумала она. — Рамон и Никки — теперь уже скоро. Гораздо скорее, чем мы могли себе представить. Скоро мы опять будем вместе».
* * *
Изабелла со временем полюбила суровую красоту и величие Кару.
Шаса приобрел эту огромную овцеводческую ферму, когда она была еще ребенком. Впервые попав сюда, она возненавидела эти мрачные каменистые холмы и унылые равнины, бесцельно простирающиеся до далекого горизонта, настолько размытого ослепительным солнцем и неоседающей пылью, что та черта, на которой земля встречалась с молочным сияющим небом, была практически неразличима. Позже, уже подростком, она прочла «Равнины Камдебу» Евы Пальмер и после этого начала понимать, каким волшебным, сказочным миром на самом деле было Кару.
Вместе с отцом она разыскивала окаменелые останки древних животных в обнажившихся пластах осадочных пород, там, где в эпоху гигантских рептилий было обширное доисторическое болото, и подолгу с благоговейным трепетом стояла перед грудами чудовищных костей и клыков.
Ферма получила название «Фонтан Дракона» — в память об этих кошмарных существах, а также из-за родника чистой и очень вкусной воды, которая непрерывно струилась из небольшого грота у подножия одной из плоских гор. Отвесная стена красных скал возвышалась прямо над огромной усадьбой с зелеными газонами и пышными садами, питаемыми водой родника. На утесах гнездились орлы и грифы, их помет окрашивал выветрившиеся горные склоны в идеально белый цвет.
Овцеводческая ферма раскинулась на шестидесяти тысячах акров этой сказочной девственной земли. Вперемежку с отарами овец-мериносов паслись большие стада газелей. Эти грациозные маленькие антилопы проносились по равнине подобно облачкам пыли, гонимым ветром. Их изящные тела цвета бледной корицы пересекались темно-коричневыми и ослепительно белыми полосами. Их точеные головки и лирообразные рожки безумно нравились Изабелле; они были ее любимцами среди всех бесчисленных видов животных, населявших равнины Камдебу. И овцы, и антилопы питались одним и тем же низкорослым жестким пустынным кустарником, который придавал их мясу пикантный привкус шалфея и дикорастущих трав.
Каждую зиму, в начале охотничьего сезона, Шаса приглашал в «Фонтан Дракона» гостей принять участие в ежегодном отстреле газелей. В Кару считался благоприятным любой год, когда выпадало более четырех дюймов осадков, и в такие сезоны самки газелей приносили двойное потомство. Это приводило к «демографическому взрыву», который необходимо было контролировать. В подобные годы приходилось отстреливать по тысяче голов газелей, чтобы предотвратить истощение скудной пустынной растительности.
На этот раз Гарри привез с собой из Йоханнесбурга своих приятелей с семьями. Посадочную полосу на «Фонтане Дракона» удлинили и вымостили щебнем, чтобы она могла принимать его новый реактивный Лир». Остальные гости прибыли с Шасой из Кейптауна на двухмоторном «Куин Эр».
Изабелле пришлось задержаться в Кейптауне до начала парламентских каникул. Затем она отправилась с бабушкой в Кару на серебристо-сером «порше», который отец подарил ей в день ее двадцатидевятилетия вместо поизносившегося «мини». Ей нравилось путешествовать с бабушкой. Рассказы старой леди скрашивали долгие однообразные часы, проводимые в пути. К тому же, в отличие от Шасы, бабушка не обращала никакого внимания на спидометр. В какой-то момент на прямом, как стрела, участке дороги между Боуфорт Вест и фермой Изабелла разогнала «порше» почти до 160 миль в час, и бабушка не сказала ей ни слова.
Было уже далеко за полдень, когда они въехали на задний двор «Фонтана Дракона». Слуги и собаки высыпали из кухни и дворовых построек и устроили им бурную встречу. Когда Изабелле удалось наконец удрать от них и добраться до своей комнаты, няня уже набирала ванну и распаковывала три ее чемодана.
— Боже, няня, я совершенно измочалена. Я буду неделю отсыпаться.
— Тебе не следует упоминать имя Господа всуе, — мрачно предупредила ее няня.
— Няня, оставь меня в покое. Ты же мусульманка.
— У нас такие же правила, — высокомерно изрекла няня.
— А где все мужчины? — Изабелла плюхнулась на кровать.
— На охоте, разумеется.
— Кто-нибудь посимпатичнее среди них есть?
— Есть, но они все женатые. Надо было привозить своего, мисс Белла. — Няня на секунду задумалась. — Вообще-то есть один новенький, и вроде холостой. — Но тут же она решительно покачала головой. — Нет, он тебе не понравится.
— Почему?
— У него на голове ни волосинки. — Няня жизнерадостно хихикнула. — Как говорится, белокур, как яичная скорлупа.
Няня оказалась права. Он явно не был мужчиной ее мечты, хотя у него было доброе, весьма подвижное лицо и прекрасные темные еврейские глаза. Все портила лысина. Загорелая, конопатая, как яйцо ржанки, с густой бахромой черных завитушек на затылке, в стиле отца Тука
[14]
.
Он беседовал с Гарри на широкой передней веранде.
Когда Изабелла спустилась к предобеденному коктейлю, она чувствовала себя превосходно. После горячей ванны ей удалось часок соснуть. На ней было обманчиво неброское голубое шелковое узкое платье с крайне рискованным декольте; этот коварный вырез и то, как платье облегало ее фигуру, тут же обратили на себя пристальное внимание всех присутствующих мужчин, вне зависимости от их семейного положения.
Она немедленно подошла к Гарри. Они не виделись уже несколько месяцев. «Мой большой плюшевый мишка». Она нежно поцеловала его.
Все еще обнимая ее одной рукой за талию, Гарри представил ей своего собеседника.
— Белла, это профессор Аарон Фридман. Аарон, это моя младшая сестренка, сенатор и доктор философии Изабелла Кортни.
— Да ладно тебе, Гарри! — смущенно запротестовала она при перечислении всех ее титулов и пожала Аарону Фридману руку. Та была изящной, но сильной, типичная рука пианиста или хирурга.
— Аарон у нас в научной командировке от Иерусалимского университета.
— О, я очень люблю Иерусалим, — вежливо сказала Изабелла. — И вообще я без ума от Израиля. Это такая интересная и захватывающая страна, она так погружена в свою историю и религию.