Когда пируют львы - читать онлайн книгу. Автор: Уилбур Смит cтр.№ 103

Шон встал.

– Я думал… ведь теперь мы… я считал…

– Держись от меня подальше, – беспокойно предупредила она. – Если еще раз прикоснешься ко мне, я… я укушу тебя.

– Но Катрина, пожалуйста, я не могу спать в другом фургоне.

Эта мысль привела его в ужас.

– Я буду готовить тебе еду, чинить одежду… все! Но пока ты не найдешь священника…

Она не договорила, но Шон понял. Так он впервые познакомился с непреклонностью буров. В конце концов ему пришлось идти на поиски своей постели. Одна из собак Катрины – пятнистый почти взрослый щенок – опередила его. Попытки Шона убедить собаку уйти оказались такими же безуспешными, как с ее хозяйкой. Пришлось разделить с ней ложе. Ночью между ними не раз обнаруживалась разница во мнениях по поводу того, что такое половина одеяла. Поэтому Шон назвал собаку Воришкой.

Шон решил показать Катрине, как он недоволен ее решением. Он будет держаться вежливо, но отчужденно. Когда на следующее утро они сели завтракать, его решимость через пять минут дрогнула – он не мог оторвать взгляда от ее лица и говорил так много, что завтрак продолжался целый час.

Дождь лил без перерыва еще три дня, потом прекратился. Вернулось солнце, как желанный старый друг, но прошло еще десять дней, прежде чем река перестала безумствовать. Впрочем, время, дождь, река значили для них очень мало. Они вдвоем ходили в буш за грибами; сидели в лагере, и когда Катрина работала, Шон ходил за ней следом. И конечно, они разговаривали. Она слушала его. Смеялась в нужных местах и часто удивленно ахала.

Она отлично умела слушать. Что касается Шона, то пусть бы она повторяла одно и то же слово – звук ее голоса зачаровывал его. Вечера становились трудными. Шон начинал нервничать и делал попытки прикоснуться к ней. Она хотела этого, но боялась смятения, которое едва не захватило ее в тот первый вечер. Поэтому она выработала и сообщила ему систему правил.

– Ты обещаешь только целовать меня и не делать ничего другого?

– Да, если ты сама не скажешь.

– Вообще никогда.

Она поняла уловку.

– Ты хочешь сказать, что я должен только целовать тебя, даже если ты сама не запрещаешь иное?

Она покраснела.

– Днем другое дело… но все, что я говорю по вечерам – неважно. Если ты нарушишь свое обещание, я никогда не позволю тебе прикасаться ко мне.

Время шло, река достаточно успокоилась, чтобы переправить фургоны на северный берег, а правила Катрины оставались неизменными. Дожди отдыхали, набираясь сил, но скоро они пойдут снова. Река полноводна, но не так опасна. Пришла пора переправы. Вначале Шон переправил быков, заставив их плыть стадом. Держась за хвост одного из быков, он словно на санях прокатился по реке, и на берегу его ждал радостный прием.

Из запасного фургона извлекли шесть толстых мотков неиспользованной веревки и сплели их вместе. Обвязавшись этой веревкой вокруг талии, Шон заставил лошадь перетащить его через реку. Мбежане при этом постепенно отпускал веревку. Потом под присмотром Шона слуги Катрины привязали к первому фургону пустые бочки, которые должны были служить поплавками. Фургон спустили в воду, привязали к веревке и приспособили бочки так, чтобы фургон плыл ровно. Шон сделал знак Мбежане и подождал, пока тот не привязал второй конец веревки к стволу толстого дерева на северном берегу. Потом фургон толкнули в течение и с тревогой наблюдали, как он плыл по реке, чуть раскачиваясь, точно маятник: течение тащило его дальше, а дерево удерживало, как якорем. Он уткнулся в берег ниже по течению, но точно напротив дерева, и группа Шона радостно закричала, а Мбежане и остальные спустились к воде, чтобы вытащить фургон. У Мбежане наготове стояла упряжка быков, которые и вытащили фургон из воды.

Лошадь Шона снова перетащила его через реку, следуя на длинной веревке.

Шон, Катрина и все ее слуги переправлялись в последнем фургоне. Шон стоял за Катриной, обнимая ее за талию, будто бы поддерживая ее, а слуги кричали и болтали, как дети на пикнике. С боков фургона все выше поднималась коричневая вода, наклоняя его и заставляя вращаться, и с замиранием сердца они пролетели по реке и ударились в противоположный берег. От удара все упали за борт и оказались по колено в воде. Вскарабкались на берег. Вода лилась с платья Катрины, на щеке у нее была грязь, и она возбужденно смеялась. Мокрые нижние юбки липли к ногам, мешая идти, и Шон подхватил ее и отнес в лагерь. Слуги громко приветствовали их, Катрина просила отпустить ее, но сама крепко держалась обеими руками за шею Шона.

Теперь, когда дожди превратили все впадины в полные воды бассейны, а на месте пыли и сухой земли выросла свежая зеленая трава, дичь ушла от реки. Каждые несколько дней следопыты Шона возвращались в лагерь, не найдя слоновьих следов. Шон сочувствовал им, но снова отправлял на поиски. Сам он был вполне доволен, заполучив новую добычу, более неуязвимую и потому более соблазнительную, чем старый слон с бивнями в сто пятьдесят фунтов по бокам морды. Но назвать Катрину добычей значило сказать неправду. Она была чем-то гораздо большим.

Она была новым миром, полным бесконечных загадок и неожиданных радостей, эта очаровательная полуженщина-полуребенок. За домашним хозяйством она присматривала с обманчивым отсутствием суеты. Теперь, когда она была здесь, вся одежда Шона оказывалась чистой, с полным набором пуговиц; груда грязной обуви и нестиранной нижней одежды в фургоне исчезла. На столе всегда был свежий хлеб и фруктовые варенья; вечное жареное мясо Кандлы сменили самые разнообразные блюда. Ежедневно она демонстрировала новые достижения. Она умела ездить верхом, хотя Шону каждый раз приходилось отворачиваться, когда она садилась на лошадь или слезала с нее. Она постригла Шону волосы не хуже парикмахера в Йоханнесбурге. В ее вагоне оказалась медицинская сумка, и она давала лекарства всем заболевшим людям и животным. С ружьем она обращалась как мужчина, и могла разобрать и почистить манлихер Шона. Она помогала ему готовить патроны, привычным глазом отмеряя заряды.

Она могла с медицинской объективностью рассуждать о зачатии и родах, но стоило ему взглянуть на нее со страстью, краснела. Она была упряма как мул, высокомерна, если ей это было нужно, иногда безмятежна и непроницаема, а иногда непосредственна, как ребенок. Она засовывала Шону за шиворот пучок сухой травы и убегала, чтобы он гнался за ней, усмехалась каким-то своим тайным мыслям и разыгрывала воображаемые сцены, где собаки были ее детьми – она разговаривала с ними и заботилась о них. Она бывала так наивна, что Шону казалось – она шутит, пока он не вспоминал, как она на самом деле молода. Она за час могла перенести его из полного счастья в яростный гнев и обратно. Но, убедившись, что он придерживается ее правил и ему можно доверять, она отвечала на его ласки с такой страстью, что это изумляло их обоих. Шон был полностью поглощен ею. Она была самым большим чудом, какое ему встречалось в жизни, и самое главное – он мог с нею разговаривать. Он рассказал ей о Даффе. Она видела вторую кровать в его фургоне и нашла одежду, которая слишком мала Шону. Спросила, и он рассказал. Она поняла.