Фрэнки не ответил.
— Фрэнк, — сказал Когэн, — надеюсь, ты не думаешь, я тебе говно вешаю.
— Слушай, — сказал Фрэнки, — ты, нахуй, вообще кто? Я тебя никогда раньше не видел в жизни, как вдруг ты мне все это тележишь. Какого хуя я вообще знаю? Может, тебя тут и вовсе нет. Нихера я не знаю.
— Пацан, — сказал Когэн, — очень мне не нравится, когда ты так вот. Китаеза говорит, ты порядочный. А ты, блядь, ни за что ни про что.
— Я… — сказал Фрэнки, — господи, я не знаю.
— Дай-ка я у тебя кое-что спрошу, — сказал Когэн, — а ты подумай, ладно? Ты думаешь, я должен поехать в Вуллестон повидать его там, прямо сейчас, вот сейчас прямо выйти отсюда, поехать туда, повидать его и сказать: «Хорек, тут либо ты, либо Фрэнки. Кто, выбирай?» Думаешь, он об этом хоть задумается? Думаешь, станет?
— Не знаю, — ответил Фрэнки.
— Мудак ты, — сказал Когэн. — Такие вот мудаки, как ты, чего удивляться, что ты срок мотал. Ты, ба-лять, мудачье. У тебя же вообще никаких мозгов.
— Послушай, — сказал Фрэнки, — слушай, я…
— Не надо мне ничего слушать, — сказал Когэн. — Гляди, я знаю, что происходит. Знаю, что мне надо сделать. Мне нужен порядочный чувак.
Фрэнки заработал губами. Ничего не сказал.
— Если я нарою порядочного чувака, — сказал Когэн, — сказал им так, кстати, говорю: «Тут есть два способа, как все может быть. Трудный — я приземляю обоих. Другой — мне надо потемнить только одного». Говна на меня за это вывалили. Знаешь, как я убедил их согласиться? Китаеза. Китаеза говорит, ты порядочный. Ну а мне Китаеза всегда нравился, Китаезе я могу что-то делать и сделаю. Китаеза не хочет, чтоб ты потемненный ходил. Очень доходчиво в этом случае не хочет. Говорит, хороший ты парень, такого неплохо рядом иметь. Ладно. Но ты же знаешь, где сейчас Китаеза. Он может только сюда подойти, поговорить. А сделать никому ничего он не может.
— Нет, — согласился Фрэнки.
— А я могу что-то кому-то сделать, — сказал Когэн. — Мне не надо, но я могу. Так дай я выберу, парнишка, и вот прямо сейчас дай. Я окажу Китаезе услугу, я не окажу Китаезе услугу. Мне без разницы.
— Дай подумаю, — сказал Фрэнки.
— Не-а, — ответил Когэн. — Никаких «подумаю». Да или не да, прям сейчас. Мне идти пора.
Фрэнки шумно выдохнул.
— Я не знаю, — сказал он. — Не знаю, могу я так или нет.
— А другое можешь? — спросил Когэн.
Фрэнки замялся.
— Нет, — сказал он.
— Ну, — сказал Когэн, — таков выбор. Стало быть, наверно, тогда знаешь.
— Что надо сделать? — спросил Фрэнки.
— Выяснить, где он будет, — ответил Когэн.
— Это я уже знаю, — сказал Фрэнки. — Мы, он у меня спрашивал, что я собираюсь, он кое-где будет и хочет мне позвонить или как-то. Я знаю, где он собирается быть. У него телка есть. Он мне сам сказал, еще раньше. Я ему сказал, что собираюсь быть дома, значит, буду дома.
— Не будешь, — сказал Когэн.
— Не? — спросил Фрэнки.
— Не, — сказал Когэн.
— Где… — начал Фрэнки.
— Ты будешь со мной, — сказал Когэн. — И мы с тобой будем там, где будет он.
— Господи, — сказал Фрэнки, — я так не могу. Он меня увидит, пиздец. Поймет, какая-то лажа. Я так не могу. Я тебе скажу — скажу тебе, где он будет. Это я сделаю. Но — он же мой друг. Я так не могу.
— Ладно, — сказал Когэн, — хорошо. Это — ты тогда, значит, наверно, сделал другой выбор.
Фрэнки уставился на Когэна. Тот не шевельнулся. Фрэнки сказал:
— Мне точно так надо?
Когэн кивнул.
— От и до? — спросил Фрэнки.
Когэн кивнул.
— Надо там быть и прочее?
Когэн кивнул.
— Тут не, — сказал Фрэнки, — тут не в том штука, что я что-то могу, чего никто на свете больше не сможет. Не в этом дело. Ты — наверняка сотни ребят есть, кого ты можешь себе взять. Я же тебе не нужен.
— Неправильно, — сказал Когэн. Он положил руку на плечо Фрэнки. — Фрэнк, — сказал он, — штука не в том, что я не понимаю, о чем ты думаешь, да? Но вот тут у нас проблема. И отчасти она в том, что тут виноват ты. Ты сделал ошибку. А теперь ты должен — надо поступить правильно. Надо показать — ты понимаешь, что сделал ошибку, и теперь должен все исправить. Иначе ребята узнают, что ты ошибся, да? И вот тогда они наверняка захотят, чтобы кто-нибудь что-нибудь сделал, как с Трэттменом. Он ничего правильного так и не сделал.
Фрэнки кивнул.
18
Фрэнки быстро провел «голд-дастер» сквозь арку с оранжевыми фонарями и поехал по изгибам дорожек «Стюарт-Мэнора». Жилые комплексы были двухэтажными, первый этаж — вертикальная доска красного дерева, второй — деревянно-кирпичный, оштукатуренный. На стоянках полно «фольксвагенов», «камаро», «мустангов» и «барракуд». Над каждой дверью — подвесные фонари с оранжевыми лампочками.
— Хосс-поди, — произнес Когэн. — Наконец-то добрался. Я в раю у макаронников.
Некрупные шины «дастера» визжали, когда Фрэнки закладывал по дорожкам виражи к третьему комплексу.
— Это для одиноких, — сказал Фрэнки. — Тут полагается жить, если хочешь ебаться.
— Надо очень этого хотеть, чтоб тащиться на поебку в Нью-Гэмпшир, — сказал Когэн.
— Да тут не так уж и далеко, — ответил Фрэнки. — Я так же думал, а Джонни как-то раз занят был ночью, и мне ее пришлось сюда везти. Не очень далеко.
— По мне, так вполне, — сказал Когэн. — Что еще раз доказывает. Говно чувак.
— Не он же решает, где девки живут, — сказал Фрэнки. Завернул на свободный участок, выключил двигатель и фары.
— Не он решает, — сказал Когэн. — Точка.
— Джеки, — сказал Фрэнки, — на самом деле он неплохой чувак, знаешь? Совсем не плохой он чувак.
Когэн съехал ниже по сиденью. Замшевая куртка встала колом у него на плечах. Он закрыл глаза.
— Все они неплохие, — сказал он. — Все они прекрасные ребята. Только думать начинают, знаешь?
— Он со мной всегда порядочно, — сказал Фрэнки.
— Еще бы, — ответил Когэн. — Почти на шесть лет тебя в крытую отправил.
— Он же не виноват, — сказал Фрэнки.
— Детка, — сказал Когэн, — когда кто-то что-то делает, и кто-то, и он кого-то берет, и они садятся, блядь, поэтому, только он и виноват. Такое правило.
— Он не виноват, — повторил Фрэнки.
— Тогда и ты тут не виноват, — сказал Когэн. — Если он не виноват, то и ты не виноват.
— Он не хотел, — сказал Фрэнки.